XV Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2023

Среди главенствующих современных вызовов праву небезосновательно зачастую выделяют проблематику адаптации законодательства. Информационный век характеризуется не только стремительным наступлением, но и беспрерывно скачкообразным развитием. Интегрированное взаимодействие цифровизации и глобализации распространяет новейшие идеи моментально и повсеместно, а человечество ежедневно созидает взаимосвязанные элементы сложнейшей системы цифровой культуры. Тем не менее, некорректным является подход, воспринимающий вышеописанное как безусловное благо, поскольку потенциальные и реальные последствия различного масштаба, наступающие вследствие, в части собственной характеристики отвечают тем же признакам стремительности и вариативности.

Правовые инструменты, призванные выступать регулятором общественных отношений в целях, кроме прочего, предупреждения и минимизации ущерба от неблагоприятных сторон различных ноу-хау, на сегодняшний день нередко остаются бесполезны в борьбе с ними. Как известно, внесение национальных или тем более международных поправок в законодательство имеет строгий, императивный и регламентированный порядок, что, как иллюстрирует мировая история, обусловлено объективной необходимостью. За время, затраченное законодателем при соблюдении оного порядка – формировании идей, их обсуждения, изменения, одобрения, подписания и вступления в силу – регулируемые общественные отношения с большой долей вероятности обзаведутся множеством новых проблем, требующих решения, а процессе решения новых проблем возникнут другие. Таким образом, сложившиеся правовые системы попросту не будут успевать за реальным положением дел. Проблема адаптации законодательства является широкой и требующей отдельного обсуждения, а среди путей ее разрешения зачастую называется подход, высказывающий необходимость издания в рассматриваемой части исключительно декларативных нормативно-правовых актов с предусмотренной возможностью оперативного реагирования с помощью, в том числе, специализированных, узконаправленных органов или организаций.

Ярким примером «детища» цифровизации является инновационная отрасль, именуемая финансовыми технологиями. По данным EY за 2019 год, Россия заняла третье место на рынке услуг финансовых технологий среди 20 крупнейших мировых рынков [1], что позволяет сделать очевидный вывод о том, что отечественные финансовые технологии пестрят разнообразными вариантами их классификации. Оплата с помощью лица в метрополитене с выбранным москвичами названием «Система биометрической оплаты» [2], система быстрых платежей для переводов между своими счетами в различных банках без комиссии, онлайн-банкинг в целом и многое другое. Но есть, однако, и финансовые технологии, пока еще не интегрированные в национальную систему, но на предмет реализации которых ведутся активные дискуссии. Одной из таких технологий являются смарт-контракты.

Смарт-контракты. Легального определения оной дефиниции не содержится до сих пор, а взгляды авторов юридической литературы, рассуждающих о необходимости воплощения модели «умных договоров» в жизнь, сильно разнятся. Например, в проекте федерального закона № 419059-7 «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты» [3] содержится следующее понятие смарт-контракта: «договор в электронной форме, исполнение прав и обязательств по которому осуществляется путем совершения в автоматическом порядке цифровых транзакций в распределенном реестре цифровых транзакций в строго определенной таким договором последовательности и при наступлении определенных им обстоятельств».

Центральный банк Российской Федерации в своем аналитическом обзоре по теме «Смарт-контракты» за октябрь 2018 года определил смарт-контракт как сделку, исполняемую автоматически при наступлении заранее определенных сторонами условий [4].

В любом случае, смарт-контракт является интеграцией договорной конструкции определенного или смешанного характера с компьютерным алгоритмом (кодом), работающим в связке с применением технологий (преимущественно – блокчейн, но на сегодняшний день уже появляются альтернативы).

В мире уже есть примеры государств, начавших путь внедрения электронной автоматической договорной конструкции в национальное законодательство (США, Италия, Беларусь и другие). Как указывает Кулажина А.О. [5], смарт-контракт образуется в результате перевода договора в «цифру», является более жестким и ограниченным. Привычное письменное соглашение сторон отвечает признакам гибкости и может быть истолковано расширительно, а, следственно, его применимость более вариативна. Как итог – многие договорные положения попросту не могут быть переведены в код в том виде, в котором они существуют.

На сегодняшний день существуют примеры и бизнесов, которые способны полностью перейти на «ончейн»-работу (децентрализованные страховые компании, кредитные организации, крипто-биржи, краудфандинги, системы учета идентификационных данных пользователей), и бизнесов, которые способны сделать это лишь в перспективе (в части автоматизации платежей, получения льгот и пособий, регистрации права собственности, энергетических транзакций, интеллектуальной собственности, финансовых услуг). Нередко высказывается идея интеграции смарт-контрактов в деятельность государственных органов, которая может укротить бюрократический аппарат и наглядно продемонстрировать удобство использования этого института, однако требует значительных финансово-экономических затрат.

Предполагается рациональным перенесение на смарт-контракты тех же правовых последствий и ответственности за его нарушение, что и на договоры, заключенные по общему порядку заключения договоров. Будет разумным проработать взаимодействие Министерства Юстиции РФ (далее – «Минюст») и Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций РФ (далее – «Минцифры») либо путем создания специализированного органа общей компетенции, либо путем уполномочивания Минюста и Минцифры правом выдавать соответствующие разрешения по общей форме в адрес организаций на использование смарт-контрактов. Подразумевается, что ограниченная возможность реализации рассматриваемого института позволит создать преюдициальную ответственность для организаций. В части физических лиц, выступающих сторонами смарт-контрактов, разумным будет также установить презумпцию, согласно которой они, в случае совершения сделки с использованием смарт-контракта, будут считаться надлежащим образом осведомленными о ее условиях, в том числе выраженных программным кодом, пока не доказано иное.

Связывая освященные вопросы законодательного регулирования финансовых технологий и внедрения смарт-контрактов, многие авторы зачастую останавливаются исключительно на базисном обеспечении – на определении дефиниции, соотношении технических и юридических составляющих, сложностей восприятия и взаимодействия. Безосновательно опускается важнейший аспект правового регулирования – уровень и меры ответственности.

Дополнительно к вышеизложенному представляется необходимым предусмотреть в последующем возможность возложения ответственности за причинение вреда сторонам смарт-контрактов на электронные интернет-площадки (блокчейн, хешгаф), руководствуясь по аналогии в том числе Определением Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда РФ от 09.01.2018 (дело № 5-ГК17-220) [6].

Помимо указанного, очевидно, что природа смарт-контрактов для их надлежащей реализации обуславливает необходимость тесного взаимодействия высококвалифицированных специалистов в технической и юридической части. Но как информационные технологии, так и юриспруденция – крайне специфичные отрасли, при которых недостаточно знать лишь принцип работы или нормы гражданского кодекса. Основание смарт-контракта должно закладываться с присущим уровнем правосознания и понимаем специфики техники, поэтому необходимо проработать вопрос взаимодействия и перевода двух совершенно разных языков на один общий – в том числе, путем проведения соответствующих обучающих курсов с множеством спикеров различных специальностей.

Резюмируя вышесказанное, представляется необходимым обратить особое внимание на уровень и меры ответственности при внедрении в национальное законодательство новых институтов права, а смарт-контракт, несмотря его техническую составляющую, все же должен быть квалифицирован как часть обязательственного права и соответствующим образом регламентирован.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

Мировой рынок FINTECH (2019) [Электронный ресурс]. URL: https:// innoagency.ru/files/FinTech_StartupCafe_2020.pdf (дата обращения: 11.01.2023, свободный).

Не «Узнавашка» и не «Мордоплат». Москвичи выбрали русское название для Face Pay (2023) [Электронный ресурс]. URL: https://www.banki.ru/news/lenta/?id=10978664 (дата обращения: 11.01.2023, свободный).

Проект федерального закона № 419059-7 «О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты» (2018) [Электронный ресурс]. URL: https://sozd.duma.gov.ru/bill/419059-7 (дата обращения: 11.01.2023., свободный).

Аналитический обзор по теме «Смарт-контракты» (2018) [Электронный ресурс]. URL: https://www.cbr.ru/Content/Document/File/47862/SmartKontrakt_18-10.pdf (дата обращения: 11.01.2023., свободный).

Кулажина Анастасия Олеговна Смарт-контракт: заблуждения и реальность // Скиф. 2022. №5 (69).

Определение Судебной коллегии по гражданским делам Верховного суда РФ от 09.01.2018 (дело № 5-ГК17-220) (2018) [Электронный ресурс]. URL: http://vsrf.ru/stor_pdf.php?id=1733792 (дата обращения: 11.01.2023., свободный).