XI Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2019

Введение

Данная статья представляет собой обзор трёх хорошо различимых периодов в развитии российской евгеники: имперского (1900–1917), большевистского (1917–1929) и сталинского (1930–1939). Зародившись в начале века как особый подход к обсуждению вопросов наследственности, разнообразия и эволюции человека, в первые советские годы евгеника быстро оформилась в самостоятельную научную дисциплину со своими обществами, исследовательскими учреждениями и периодическими изданиями, и оказала значительное влияние на широкий спектр медицинских вопросов, здравоохранение и социальную политику. На рубеже 1920–30-х гг., в период сталинского ≪великого перелома≫, евгеника подверглась критике как ≪буржуазная≫ наука и занимавшиеся ею учёные переименовали её в ≪медицинскую генетику≫. После краткого периода успешного роста в начале 1930-х гг. медицинская генетика была заклеймена как ≪фашистская≫ наука, и к концу десятилетия исследования в этой области практически прекратились. Основываясь на опубликованных работах и архивных материалах, данная статья рассматривает причины столь необычной, по сравнению с другими странами, траектории развития российской евгеники.

«Звериная философия»: евгеника в имперской России

Первый русский перевод ≪Наследственности таланта≫ Фрэнсиса Гальтона появился в 1874 г., но в последующую четверть века евгенические идеи не вызвали особого интереса в России: другие работы отца-основателя евгеники так и не были опубликованы. В Российской империи отсутствовали необходимые социально-экономические условия, способствовавшие возникновению такого интереса в других странах.

Огромная, малонаселенная, аграрная, самодержавная, поликонфессиональная и многонациональная - как на уровне населения, так и на уровне правящих элит - страна

не давала ни материала для изучения, ни восприимчивой аудитории для евгенических

идей о биологическом вырождении, падении темпов рождаемости, расовом смешении,

социальной деградации и перенаселении. Хотя профессор Медико-хирургической академии В.М. Флоринский (1866) озвучил их ещё в 1865 г., идеи ≪улучшения человечества≫ не вызвали в России дискуссий, не говоря уже об организованном движении. В течение первых двух десятилетий ХХ в., когда началась институциализация евгеники в Западной Европе и Северной Америке, ситуация изменилась: евгенические идеи стали проникать в Россию и обсуждаться в научном сообществе и среди образованной публики. В 1900-1917 гг. были опубликованы переводы работ многих зарубежных сторонников евгеники (cм., например: Рутгерс, 1909; Давенпорт, 1913 и др). Зарождавшиеся в России профессиональные сообщества психиатров, юристов, педагогов, антропологов, гигиенистов и биологов внимательно изучали идеи своих западных коллег, обращаясь к евгенике в её различных ипостасях — научной, идеологической, политической - в специализированных и популярных изданиях (cм.,например: Юдин, 1914). Будущие российские евгеники были хорошо информированы о разнообразных подходах к вопросам ≪улучшения человечества≫, разработанных в других странах, и могли выбирать из множества доступных идей, щедро перемешивая французскую puericulture с немецкими Rassenhygiene и Fortpfl anzungshygiene, англо-американскую eugenicsс французской antropologie sociale, немецкую Sozialpathologie с французской eugenetique. По аналогии со словом ≪зоотехника≫ они предложили термин ≪антропотехника≫, часто заменявший в их работах соответствующие иностранные названия евгеники (Крживицкий, 1912, 1914; Тимирязев, 1912; Аноним, 1914).

Хотя российские евгеники активно заимствовали идеи западных коллег, в том, что можно назвать ≪российским подходом≫, было несколько особенностей. Большинство комментаторов критиковали расовый и классовый компоненты немецкой расовой гигиены и англо-американской евгеники. Многие, как и их французские коллеги, делали акцент на роли окружающей среды / образования / воспитания. Они отказывались от ≪негативных мер≫ (будь то стерилизация или сегрегация), популярных в американской, немецкой и скандинавской евгенике, как средство избавления от таких ≪социальных болезней≫, как алкоголизм, венерические заболевания, туберкулез, проституция и преступность, предлагая в качестве альтернативы улучшение социальных условий, перевоспитание и профилактическую медицину.

Наука и идеология: евгеника в большевистской России

До Октябрьской революции 1917 г. понятие евгеники использовалось различными деятелями (врачами, юристами, биологами и т. д.) и наполнялось различным содержанием, но евгеника не смогла ни стать основой организованного движения, ни институализироваться в России. Ситуация кардинально изменилась после революции. В течение всего нескольких лет евгеники создали научные общества, исследовательские учреждения и периодические издания и ввели евгенику в учебные планы школ и университетов. И, как показывает пьеса Третьякова, к середине 1920-х гг. евгенические идеи стали предметом дискуссий в общественных, литературных и театральных кругах.

Из всех профессиональных групп, интересовавшихся вопросами евгеники в дореволюционный период, именно генетики возглавили eё институциализацию в большевистской России. Как и везде в мире, институциализация евгеники шла рука об руку с институциализацией генетики и, как убедительно продемонстрировал Марк Адамс

(Adams, 1989a), два отца-основателя генетики, Кольцов и Филипченко, сыграли решающую роль в этих процессах.

В конце 1916 г. Кольцов создал в Москве Институт экспериментальной биологии

(ИЭБ), где планировал организовать генетическую лабораторию. После революции

он потерял фонды и благотворителей, поддерживавших институт, и приложил немало

усилий, чтобы найти покровителей в учреждениях новорождённого большевистского

государства: Народном комиссариате земледелия (Наркомзем), Наркомпросе и Наркомздраве (Adams, 1980). Сотрудничество Кольцова с Наркомздравом оказалось особенно плодотворным. Нарком здравоохранения врач-большевик Н. А. Семашко был

активным сторонником социальной гигиены и главной движущей силой её институциализации в советской России10. Учитывая популярность евгеники среди российских гигиенистов, вряд ли стоит удивляться тому, что евгеника нашла свое первое

пристанище в Государственном музее социальной гигиены Наркомздрава, организованном в январе 1919 г. (Мольков, 1924). В музее была создана научно-консультативная группа по ≪биологическому вопросу≫, охватывавшему ≪общую биологию, физиологию, антропологию и расовую гигиену≫, членом которой стал и Кольцов. Многие врачи, занимавшиеся проблемами наследственных заболеваний, также

включились в евгенические исследования и пропаганду. Ещё в 1922 г. профессор Киевского университета А.А. Кронтовский создал ≪Бюро по изучению наследственности

человека≫. Три года спустя он опубликовал 200-страничное руководство для изучения патологической наследственности и конституции человека (Кронтовский, 1925).

В 1920-е гг. медики горячо обсуждали роль ≪наследственной конституции≫ в этиологии

различных заболеваний, от туберкулеза до шизофрении (ср.: Лифшиц, 1924; Давиденков, 1925; Юдин, 1926). В 1927 г. Московское общество невропатологов и психиатров

учредило Генетическое бюро для изучения наследственных заболеваний под руководством известного невролога С.Н. Давиденкова (1928).

«Взлет и падение» медицинской генетики:

евгеника в сталинской России

Новая атака на евгенику отражала глубокие изменения в экономической, идеологической и политической жизни, вызванные новой революцией - ≪революцией

сверху≫ (Tucker, 1990). 1929 г., ≪год великого перелома≫, был отмечен кардинальными переменами во всех сферах жизни страны: коллективизация, индустриализация, а также выполнение амбициозного первого пятилетнего плана. Практически все наркомы были заменены доверенными Сталина, в том числе был смещён и Семашко.

≪Революция сверху≫ значительно ограничила автономию и авторитет, которыми пользовалось научное сообщество в 1920-е гг., и привела к быстрой сталинизации советской науки. Печально известное Шахтинское дело 1928 г. ознаменовало окончание периода, когда специалисты играли роль советников и экспертов во всех сферах жизни страны. Эта роль теперь полностью отдавалась партийным бюрократам и идеологам, а профессионалы обязаны были лишь следовать директивам партаппарата. Уже первая волна марксистской критики в 1925–1927 гг. заставила евгеников задуматься об идеологической опасности, сопряжённой с их исследованиями. Многие из них стали избегать самого слова ≪евгеника≫. В конце 1925 г. Филипченко добавил слово ≪генетика≫ к названию своего Бюро по евгенике, и с этого времени был соответственно переименован и его журнал, прекративший публиковать работы по евгенике и наследственности человека, сосредоточившись исключительно на генетике растений и животных. В 1928 г. Филипченко окончательно убрал слово ≪евгеника≫ из названия и бюро, и журнала.

≪Великий перелом≫ усугубил эту тенденцию. I Всесоюзный съезд по генетике и

селекции в январе 1929 г. собрал около двух тысяч участников. Но на нем не было ни

одной сессии, посвящённой генетике человека. Единственный доклад, озаглавленный ≪Наследственные болезни≫, был посвящён болезням животных. А единственный доклад, в котором человек был упомянут как объект исследования, был представлен на заседании по генетике домашних животных гинекологом А. А. Шороховой. В выступлении, основанном на более чем десятилетних исследованиях по искусственному оплодотворению женщин как средстве борьбы с бесплодием, предполагалось, что её опыт может оказаться полезным для животноводов (Шорохова, 1929). В мае, Филипченко отклонил предложение возобновить членство своего Бюро в Международной федерации евгенических организаций. А в декабре он сообщил Кольцову о своём намерении выйти из редакции РЕЖ, и только безвременная смерть от менингита следующей весной не позволила Филипченко претворить свои намерения в жизнь.

В середине 1930-х гг., будущее советской медицинской генетики казалось весьма

радужным. Новый комиссар здравоохранения Г. Н. Каминский с энтузиазмом поддерживал предприятия Левита. Весной 1935 г. МБИ был переименован в Институт медицинской генетики (ИМГ), и в начале 1936 г. Левит выпустил 4-й том ≪Трудов≫ института. Книга в пятьсот с лишним страниц содержала 25 работ по различным темам, от

морфологического анализа хромосом человека до клинико-генетического исследования железодефицитной анемии, написанных сотрудниками Левита и членами-основателями РЕО Волоцким и Бунаком. В том же году неврологическая клиника Всесоюзного института экспериментальной медицины во главе с Давиденковым выпустила солидный том, озаглавленный ≪Неврология и генетика≫ (1936). Советские медицинские генетики продолжали поддерживать тесные связи со своими зарубежными коллегами. Учитывая изоляционистскую политику ≪великого перелома≫, радикально ограничившую зарубежные поездки советских учёных, VII Международный генетический конгресс, запланированный на лето 1937 г. в Москве, занял особое место в их международной активности. В январе 1936 г. Левит был назначен учёным секретарем Советского оргкомитета и вместе с главой программного комитета Меллером сделал все возможное, чтобы его предмет занял видное место в повестке дня съезда. В мае, надеясь найти поддержку в верхах большевистской партии, Меллер послал Сталину свою недавно опубликованную книгу ≪Из ночной тьмы≫ (Out of theNight), в которой были сформулированы его ≪социалистически-евгенические≫ убеждения (Muller, 1935). В отправленном вместе с книгой письме Меллер призывал Сталина реализовать его идеи на практике. Бичуя «увертки и извращения в этом вопросе», обнаруживаемые «в пустой болтовне о “евгенике”, обычной для буржуазных “демократий” и лживом учении о “расовой чистоте”, которое служит национал-социалистам орудием в классовой борьбе», Меллер повторял идею Серебровского о том, что благосостояние страны может

быть радикально повышено за счет искусственного осеменения женщин спермой ≪ода-

рённых людей≫. Вторая мировая война прервала исследования в области медицинской генетики в СССР: у врачей были более неотложные задачи, чем сбор клинических родословных. После войны Давиденков (1947) опубликовал объемистый том, обобщивший его двадцатилетний опыт клинических исследований наследственности человека. В конце 1948 г. в результате кампании Лысенко против генетики даже эти клинические исследования были прекращены и медицинская генетика исчезла с советской научной сцены почти на двадцать лет.

Список литературы

Статья. Н.Л. Кременцов: От «звериной философии» к медицинской генетике: Евгеника в России и в Советском Союзе.

Электронный ресурс: http://www.secret-r.net/arkhiv-publikatsij/34-2015/evgenika-zapreshchennaya-nauka

Баткис Г.А. Евгеника // Большая советская энциклопедия.

Баткис Г.А. Социальные основы евгеники // Социальная гигиена.

Бунак В.В. О смешении человеческих рас // Русский евгенический журнал.

Код для цитирования: Скопировать