X Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2018

В современном языковом процессе интенсивная демократизация языка в сочетании с отменой цензуры (внешней и внутренней – культуры речи и чутья языка) привела к тому, что потоки сниженной, жаргонной лексики вышли за пределы своей социальной среды и стали встречаться во всех жанрах, где требуется экспрессия: художественные произведения, пресса и телевидение, публицистические выступления, политические дебаты.

По мнению К.А.Балышевой, понятие демократизации формируется за счет двух главных составляющих: общественно-политической (распространение демократических принципов, методов, правил) и собственно лингвистической (ориентация на широкие слои населения, на массовый характер какого-либо явления, превращение чего-либо в доступное для широкого круга потребителей), то есть демократизация общества обусловливает процесс демократизации языка. Основными сущностными параметрами демократизации языка являются определенные языковые источники и функциональные сферы, характеризующие период демократизации [1].

В связи с этим процесс демократизации языка обусловлен не только традиционными источниками (активностью разговорных и жаргонных лексических средств), но и новым полноценным источником – стилистически освоенными заимствованиями, англицизмами. Данные стилистически сниженные элементы становятся стилеобразующими в языке.

Демократизация языка, как ее понимают многие как снижение стиля, вторжение в активный словарный состав сниженной лексики, наблюдается в нашей стране не впервые. Активной демократизацией, вторжением канцеляризмов в повседневную речь особенно отличились 20-е годы ХХ века, когда новый политический строй заговорил на своем «новоязе». Это явление во всей красе было отражено в литературных произведениях того времени, особенно в «Чевенгуре» и «Котловане» А.Платонова. А. М. Селищев в своей книге «Язык революционной эпохи», написанной по свежим следам и вышедшей в 1928 году, дал исчерпывающую характеристику языку той эпохи [2].

Изменения в литературном языке обусловлены, на наш взгляд, несколькими причинами:

- во-первых, не столько демократизация контингента владеющих литературной речью, сколько вхождение в публичную жизнь таких групп людей, которые в своих привычках и пристрастиях связаны с разного рода жаргонами и другими формами нелитературной речи;

- во-вторых, отход в области социальной жизни общества от канонов и норм тоталитарного государства, провозглашение свободы как в общественно-политической и экономической сфере, так и в человеческих отношениях.

- в-третьих, мы бы сказали, не только элементарная низкая культура речи, но и вообще низкая внутренняя (да и внешняя) культура большинства представителей нового, «капиталистического» общества, которые и «правят бал» в наше время.

То, что раньше считалось принадлежностью социально непрестижной среды (преступной, мафиозной, просто малокультурной), начинает приобретать «права гражданства» наряду с традиционными средствами литературного языка. Что уж говорить о выражении «в сортирах будем мочить», прозвучавшем с высоких трибун. Мы даже не замечаем, как криминал входит в быт, в лексикон, как языком зэков и урок заговорили телевидение и радио, как поменялись местами минусы и плюсы общественного поведения, потому что все это стало нормой. «Кто был никем, тот станет всем», можно продолжить: «Кто был всем, тот станет никем». Как следствие этих процессов происходит смягчение литературной нормы, допущение в литературный речевой оборот таких средств, которые до недавнего времени считались принадлежностью некодифицированных подсистем русского национального языка, считает Б.Ю. Норман [2].

Если рассматривать новые слова и обороты, лавиной вошедшие в современный язык в отношении их социальной маркированности, то многие из новшеств имеют отчетливо выраженное «социальное происхождение». Рассмотрим здесь только некоторые из социально маркированных фактов, характерных для литературной речи начала нового века. Возьмем навскидку несколько примеров из уголовного жаргона, прочно вошедших в повседневную речь: вешать лапшу на уши – вводить в заблуждение, на халяву – не затрачивая средств или усилий, лох – разиня, потерпевший, балдёж – наркотическое опьянение, удовольствие, беспредел – беззаконие, в уголовном языке обозначает также группировку преступников, отошедших от криминального мира, разборка – выяснение отношений; самосуд, качатьправа – грубо добиваться своего, замочить – убить, кинуть, взять на понт, взять на пушку – обмануть, навар – доход, не светит – не получится что-либо, не будет успеха, до лампочки – безразлично [3]. Это слова уголовного жаргона, ставшие общеизвестными и общеупотребительными и до того прочно вошедшие в наш язык, что некоторые, не очень знакомые с преступным миром хотя бы по литературным произведениям, могут даже не подозревать об их «низком» происхождении. Некоторые исследователи даже склонны считать многие жаргонизмы уголовной среды, не утратившие связи с этой средой, такие, как мусор (милиционер), обуть (ограбить, обобрать), важняк (следователь по особо важным делам), мочить (убивать), ксива (паспорт) и др. достоянием «общего жаргона», при этом под общим жаргоном понимается «тот пласт современного русского жаргона, который, не являясь принадлежностью отдельных социальных групп, с достаточно высокой частотностью встречается в языке средств массовой информации и употребляется (или по крайней мере понимается) всеми жителями большого города, в частности, образованными носителями русского литературного языка» [3]. Вполне понятно, что ни заимствования, ни жаргонизмы не могли бы с таким напором хлынуть в язык, если бы не были востребованы обществом и не обслуживали бы его потребности.

Изменения, ведущие к снижению стиля, прослеживаются на всех языковых уровнях: среди звуков, аффиксов, грамматических категориях и стилистических оттенков ,признаков слов и фраз. Эти изменения можно сгруппировать следующим образом:

1) Чрезвычайная активизация форм множественного числа существительных мужского рода с ударными флексиями: взводА, срокА, обыскА, тросА, приискА, вызовА, сейнерА, тортА, супА, юпитерА и др. Многие из этих форм проникают в литературный речевой обиход из профессиональной среды: взводА (взводОв, взводАм и т.д.) - из речи военных; срокА и обыскА - из речи прокурорских и милицейских работников. Распространенность подобных форм в профессиональной речи отмечалась лингвистами давно, однако значительное увеличение частотности этих форм в публичной речи – по радио, телевидению, в газете – можно считать характерной чертой нового времени [5].

2) Некоторые факты словоупотребления и синтаксиса. Так, из языка военных распространился в общее употребление глагол задействовать (первоначально он употреблялся, по-видимому, применительно к новым подразделениям, вводимым в военную операцию: «задействовать дивизию, задействовать резервы главного командования», особенно активно используемый сейчас в языке административных документов и вообще характерный для речи чиновников. Чиновничий язык порождает такие непривычные для традиционного литературного словоупотребления образования, как в значении «обсудить» (необходимо проговорить этот вопрос на совещании; проговорить, обговорить обговорим это позднее), озадачить в значении «поставить перед кем-нибудь какую-нибудь задачу».

3) Бурный процесс словообразования: словообразование проходит не только в рамках традиционных моделей, например, образование лиц с помощью суффиксов –ик (-ник) (бюджетник, рыночник, налоговик, ужастик), -ец, -овец (лысенковец, путинец), но также наблюдается активное обращение к малопродуктивным моделям, присущим уголовному жаргону, например, к бессуффиксным образованиям с собирательным значением (наркота, лимита), или к стяжениям способом аффиксальной деривации (порнуха, чернуха, групповуха). «Процесс словообразования последних десятилетий также включает словосложение, семантическое стяжение, что исторически менее свойственно русскому языку (гаишник, мидовец, ка(э)гэ(е)бешник). К огрублению языка также приводит пристрастие к таким нелитературным моделям словообразования, как сокращение слов, приравненное к аббревиатуре (фан, нал/безнал )».

4) Дополнительный стилистический оттенок: помимо собственно разговорных языковых средств (бомж, тусовка), выделяются фамильярные (гомик вместо гомосексуалист, попса вместо поп-музыка, бардак вместо беспорядок).

Подводя итоги, можно сказать, что демократизация языка, как и всякое явление в природе, небесполезна, в конкретных речевых ситуациях она направлена как на экономичность речевых усилий выражения смысла, так и на получение дополнительного стилистического эффекта доступности, непосредственности, эмоциональности.

Использованная литература:

Балышева К.А. Демократизация языка в массовой художественной литературе рубежа XX-XXI веков. – Йошкар Ола, 2010.

http://cheloveknauka.com/demokratizatsiya-yazyka-v-massovoy-hudozhestvennoy-literature-rubezha-xx-xxi-vekov#ixzz54hZovdhA

Селищев А.М. Язык революционной эпохи. – М.,1928.

Норман Б.Ю. Грамматические инновации в русском языке, связанные с социальными процессами // Rusistik. 1998. – № 1/2. – С. 57-68.

Розина Р.И. (ред.) Слова, с которыми мы все встречались. Толковый словарь русского общего жаргона:450 слов. Электронный адрес: https://www.twirpx.com/file/921322/

Л. П. Крысин О некоторых изменениях в русском языке конца XX века // Исследования по славянским языкам. – № 5. – Сеул, 2000. – С. 63-91. Электронный ресурс: http://www.testsoch.info/krysin-o-nekotoryx-izmeneniya-v-russkom-yazyke-konca-xx-veka/

Код для цитирования: Скопировать