IX Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2017

Жить в соседах – быть в беседах.

В. Даль

Сплетня относится к разветвленной системе так называемых устных жанров, обслуживающих сферу повседневной жизни человека, среди которых фигурируют молва, слухи, толки, навет, клевета как ближайшие ее «соседи».

Именно в России слухи и сплетня как бытовой и культурный феномен получили наиболее широкое распространение. Прежде всего, это особенности российской истории XIX-XX вв., в которой короткие периоды стабильности сменялись десятилетиями общественных потрясений. В этой связи уместно сослаться на мнение Б. Дубина: «Слухи возможны там и тогда, где традиционная реальность уже не равна самой себе слухи и питающая их картина мира – симптом и продукт разлома устойчивого общества, его входа в новое, «модерное» и т.п. состояние»¹. Добавим к этому отсутствие гражданских свобод, засилье цензуры и как следствие – недоверие к официальным источникам информации и т.д. В результате, будучи по существу общечеловеческим явлением, слухи и сплетня максимально определяют феноменологию российской жизни, моделируя поведение всех слоев общества, расцвечивая сам воздух русской жизни, придавая ей особый, поистине фантастический колорит.

Именно поэтому мотивы сплетни, слухов являются устойчивыми в русской литературе XIX-XX вв., фигурируя и в мемуаристике, и в художественных произведениях, функционируя и на уровне сюжетостроения, и в качестве конфликтообразующего фактора, оказываясь объектом постоянного внимания писателей и поэтов, критиков и публицистов. Грибоедов, Булгарин, Гоголь, Достоевский, Островский, Чехов, Куприн, Ф. Сологуб, Зощенко, Добычин, Вен. Ерофеев, Довлатов, Высоцкий – и это далеко не полный перечень.

Сплетни и слухи осмысливаются в русской литературе не только как характеристика нравов, моральных устоев общества, среды или особенностей коммуникации между людьми, но, прежде всего, как проявление принципиально нового качества действительности и человека в мире, эмансипирующемся от Творца, непросто обретающем свою свободу. Другими словами, тема подключается к историософским размышлениям, к рассуждениям о путях русской истории, о сущности русского национального характера. Поэтому меня в данном случае будет интересовать сплетня не как бытовой феномен, который, надо полагать, характерен для массового сознания всех народов, сколько сплетня как особый культурный феномен, характеризующий, на наш взгляд, именно российскую ментальность и российскую действительность, и предполагающий момент сакрализации сплетни-слухов, придания им особого жизнестроительного статуса.

Толковые словари русского языка определяют сплетню как "недоброжелательный или порочащий слух о ком-нибудь, распространяемый на основании неверных, неточных и измышленных сведений", в зарубежных же культурах этоприватного характера сообщение вполне достоверной информации, которая не должна была бы разглашаться.

Сплетня – разновидность слуха. Имеет ряд отличительных признаков: сплетни распространяются исключительно в устной коммуникации, сплетня выходит на первый план в межличностном общении, распространяется внутри социума, ее отличает специфика содержания – частные обстоятельства жизни знакомых. В каком-то смысле отражают положение в коллективе, обществе. Если до человека дошёл слух из чьих-то уст, значит, он «свой».

Изучение феномена сплетничания в замкнутом социальном пространстве позволяет обозначить такие функции сплетни, как информационная: манипулятивная, психотерапевтическая; интеграционная, а также функция социального контроля².

Недостоверность знания, иррациональность жизни, с ее динамичными поворотами, слово заменяющее и вытесняющее реальное дело, – все это характеризует промежуточное положение российской культуры с ее незавершившимся процессом индивидуализации личности и даже не начавшимся процессом создания гражданского общества. Диспропорциональность ситуации, несовпадение личностного и общественного становления создает почву для циркуляции слухов и сплетен.Иногда, возникали и возникают ситуации, когда сложно объяснить то или иное явление с рациональной точки зрения, моменты, когда разум отказывается понять фантастическую реальность, и тогда возникают сплетни и слухи с целью перемоделирования причинно-следственных связей, дабы придать им хотя бы видимость рациональности. Для бытового сознания проще признать «сосульку, тряпку за важного человека» (Городничий о Хлестакове), пройдоху Чичикова – последовательно за романтического влюбленного, похитителя губернаторской дочки, за благородного разбойника капитана Копейкина, за Наполеона, сбежавшего с острова Св. Елены в тайных происках Англии против России, чем усомниться в справедливости законов, которые регулируют деятельность государства.

У Гоголя – в «Ревизоре» и «Мертвых душах» – сплетня, результат ее и сплетничание – слух выступает как важнейшая особенность российской действительности, как часть русской души.

В романе Ф.Сологуба«Мелкий бес» автор дает модернистскую интерпретацию сплетен и слухов. Одуряющая скука провинциальной жизни с ее однообразием жизненных впечатлений, монотонным круговоротом дней, отсутствием культурных ценностей и вследствие этого бедным спектром духовной жизни в качестве единственного развлечения признает только сплетню. Слухами полнится город. В социологической характеристике горожан у Сологуба определяющим является их отношение к сплетне; сплетня – единственный интересный для всех предмет разговора в любой компании; и потенциального жениха можно заинтересовать не только вкусными блинами, но и обещанием «каждое утро по городу ходить, все сплетни собирать, а потом рассказывать».

Как и Гоголь, Сологуб утверждает реальность словесного мира, мира сплетен и слухов. Если же у Гоголя имеет место быть моменты прозрения и освобождения главного героя, то Сологуб лишает всех такой спасительной иллюзии, приводя главного героя романа, к помешательсту, которое наступает именно в результате полной перемены местами мира сплетен и мира реального. Безумие мира, которое у Гоголя рассеивалось, как морок, потому что автор не уступил своим героям статус Творца, у Сологуба заканчивается безумием человека, ставшего жертвой созданного им морока, потому что творение вырвалось из рук своего создателя и погубило его. Пожалуй, важно отметить, что роман зафиксировал переходное состояние общества на рубеже эпох,обращаясь к сквозному мотиву русской литературы века XIX – мотиву сплетни – и переосмысливая его.

Возможность сопряжения сплетни и литературного творчества заложена в сходстве их семантики и культурной функции. Главной в феномене сплетниявляется претензия ее «родителя» на жизнестроение.

Так, слово ‘сплетня’ во всех славянских языках этимологически восходит к «плеть». Для нас важно отметить связь сплетни и плетения словес – в обоих случаях фигурируют манипуляции субъекта со специфическим объектом – словом, только, в отличие от высокого плетения словес, в сплетне это действие носит негативное содержание.

Гоголь в «Театральном разъезде» обратил внимание на способность слова к автономному бытию и саморазвитию («язык без ведома хозяина брякнет новость», которая начинает жить своей, не зависящей от воли говорящего жизнью) и тем самым сближает сплетню с литературным творчеством. Этот мотив прослеживается и в «Бедных людях» Достоевского: Макар Девушкин воспринимает гоголевскую повесть «Шинель» как пасквиль на таких, как он, мелких чиновников; преследующий его страх перед сплетнями и слухами как формой вмешательства в его личную жизнь соотнесен у Достоевского со страхом перед проникновением литературы в тщательно скрываемую подноготную героя: «Прячешься иногда, прячешься, скрываешься в том, чем не взял, боишься нос подчас показать – куда бы там ни было, потому что пересуда трепещешь, потому что из всего, что ни есть на свете, из всего тебе пасквиль сработают, и вот уж вся гражданская и семейная жизнь твоя по литературе ходит, все напечатано, прочитано, осмеяно, пересужено! Да тут и на улицу нельзя показаться будет»³. У Достоевского сближение писательства с плетением словес/сплетней заостряет проблему нравственной ответственности литературы и остраняет вопрос о субъективности авторского взгляда на мир

Один из возможных примеров – стихотворение И. Бродского «Представление», в котором русская и советская история, быт и литература, пропагандистские газетные и литературные штампы, банальности, реплики улицы – все сливается в гигантском перфомансе, своего рода поэтической версии сплетни.

Интересным примером использования мотива слуха является пьеса Грибоедова «Горе от ума», которая является первой реалистической комедией в русской литературе, а та самая ее реалистичность заключается в том, что в произведении нет строгого деления на «плохих» и «хороших», и , самое главное, в том, что в ней присутствует два конфликта: любовный –Чацкий и Софья, более глобальный – общественный – Чацкий и фамусовское общество. Акцентировать разумеется стоит на втором. Предметом анализа служат с 14 по 21 явления III действия пьесы, где зарождается и распространяется сплетня о сумасшествии Чацкого, сто заставляет обратиться к началу комедии, когда последний буквально вихрем врывается в тишину и размеренность жизни фамусовского дома. Искренняя радость его от встречис Софьей воспринимается «чужеродным» элементом. Чувствуя необходимость разрыва с миром Молчалиных и Фамусовых, а так же необходимость в любви Софьи, Чацкий сам первым произносит слова о собственном сумасшествии:

Потом от сумасшествия смогу я остеречься;

Пущусь подалее – простыть, охолодеть.

Не думать о любви.

На балу конфликт Фамусова и Чацкого проявляется в полной своей силе, когда независимое поведение второго раздражает гостей первого. Раздражения это ищет выхода , как и должно было ожидать. Источник слуха – Софья, которая произносит фразу: «Он не в своем уме», - в ответ на резкое замечание Чацкого о Молчалине, один из гостей подхватывает:

«А, Чацкий! Любите вы всех в шуты рядить

Угодно ль на себя примерить?» После таких слов к Софье приходит осознание того, что фактически она совершила предательство. Слух о сумасшествии распрострняется с оразительной быстротой. Одни говорят: «С ума сошел», - чтоб убедиться в том, что так же думают другие Когда начинаются рассуждения со стороны Фаумусова о том, почему Чацкий «в его лета с ума спрыгнул» , он приводит одним из главных аргументов дурную наследственность. Слух же дошедший до самого «виновника торжества» рождает в нем горечь, его волнует вопрос о том, знает ли об этом Софья, но увидев ее , зовущую Молчалина к себе, Чацкий сам готов поверить сему слуху: «Не впрямь ли я сошел с ума?». Точка ставится Фамусовым, который и дает возможность Чацкому узнать , что возлюбленная его и пустила слух. Он покидает Москву.

Тем самым, можно сделать следующие выводы. Чацкий – прогрессивно мыслящий молодой человек, и , как многие сторонники новых идей, он оказывается в конфликте со «старой гвардией». Тем самым отстранен он оказался н только от общества, в котором рос, но и от любимой девушки. Другими словами, можно сделать вывод о том, что новые взгляды и идеи должны вливаться в общество равномерно, чтобы последнему не казалось, будто пытаются порушить его устои и не породить раздражения с его стороны, как реакции на «чужеродность». Стоит отметить , что автор ярко показал силу случайно оброненного слова и его силу, тем самым заставляя читателя, быть аккуратнее в каком-то плане.

Главным в феномене сплетни является претензия ее создателя (автора) на жизнестроение, но, в отличие от жизнестроения в лотмановском понимании, которое направлено на то, чтобы свою жизнь построить по законам и моделям литературы (культуры), то есть отождествить искусство и жизнь, в сплетне проявляется обратное движение – жизнь с ее эмпирикой, хаосом, логикой случайного и непредсказуемого претендует на статус культуры; кроме того, это стремление перестроить чужую жизнь, интерпретировать ее в меру своего понимания, придать индивидуальному мнению статус всеобщей истины.

Некоторые люди стали видеть в сплетнях не только угрозу своей репутации, а даже средство некой саморекламы. Судя по ответам на вопрос №5, можно говорить о том, что по большей части люди считают, что сплетня/слух являет собой некоторый неотъемлемый элемент общественной жизни, который имеет большую силу и даже является неким особым механизмом в построении нужного о себе мнения или же, наоборот – ненужного для конкурента/соперника.

Как и раньше слух/сплетня является очень «весомым» понятием, все так же чаще воспринимается как явление сугубо отрицательное, способное нарушить «равновесие». Следует упомянуть и о том, что слухи очень часто используются в современном обществе как средство для решения каких-то бизнес-задач, и по прежнему для решения задач политического характера. Итак, отношение к сплетням и слухам остается тем же, а значит на примере даже литературных ситуаций , в частности, и с Чацким можно обезопасить себя от нежелательной молвы, не повторяя ошибок героев книг.

Подводя итог: феномен сплетни в истории нового времени получил многоаспектное воплощение. Как явление быта – это такое творчество жизни, которое дает возможность ее создателю преодолеть монотонность существования и реализовать нереализуемую в официальной социальной практике энергию созидания. Как явление культуры сплетня – важнейшая составляющая феноменологии российской жизни, отражение характерной для нее сакрализации профанного. «Вглядывание» в примеры книжных сплетен дает читающему определенный ориентир в поведении в будущем в схожих ситуациях, позволяя заранее подготовиться к , порой, не самым приятным событиям, либо же, наоборот, повернуть ситуацию на пользу своей репутации. Так же отслеживание мотива сплетни и слухов в произведениях русских писателей помогает более точно воспринимать время, в котором разворачивается действие произведения, дает возможность правильно воспринять события в нем происходящие, отследить поведенческую логику героев и отразить в своем сознании схематически воспринятые алгоритмы возникновения тех или иных явлений.

1^ Дубин Б. Слово-письмо-литература: Очерки по социологии современной культуры. М.: НЛО, 2001. С. 72-73.

2^Булатова С.Н., Сарафанное радио или слухи: как создать и как бороться. Курс лекций.

3^ Достоевский Ф. М. Бедные люди / /ПСС:В 30 т. Т.1. Л.: Наука, 1972. С. 63.

Код для цитирования: Скопировать