IX Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2017

Надежды на возможность форсирования флота союзников Дарданелл 10 февраля -19 марта 1915 года не оправдались. Провал операции был очевиден. Неудача союзников в Дарданеллах имела чувствительные политические, военные и моральные последствия. Решением Военного совета от 27 марта военно-политическое руководство Великобритании пришло к "мысли открыть дорогу флоту десантной операцией крупных размеров"[1]. Основной целью операции по-прежнему оставался Константинополь. В Лондоне понимали, что город был не просто важным административным и экономическим центром империи, а столицей государства, его символом, защищать который турки были настроены всеми имеющимися в их распоряжении силами. Для защиты города, в ближайших к Константинополю районах, находилось до 400 тыс. человек.

В возникшей ситуации стратегический расчет ведения войны предполагал два варианта действий: первый – активизировав дипломатическую работу, быстро договориться с правительствами Греции, Румынии, Болгарии и Италии о совместных действиях, лишив турок превосходства в силах; второй – рассчитывая на собственные силы, добиться успеха за счет превосходства над противником в силах.

С военной точки зрения первый вариант был наиболее приемлем. Он давал возможность открыть новый фронт войны, втянув в ее ход все еще оставшиеся нейтральными государства Балкан. Вместо одного можно было создать, как минимум, три оперативных направления, (Дарданеллы, Фракия и Босфор), что лишало турецкое командование возможности маневрировать силами. К сожалению, британская дипломатия осуществить данный проект оказалась не способна. Дело в том, что возможность захвата Константинополя англо-французскими войсками ставила под угрозу срыва соглашение об интернационализации проливов достигнутое в ноябре 1914 года. Заявление министра иностранных дел сэра Эдуарда Грея в палате общин 25 февраля о том, что точная форма правления «будет, несомненно, определена в условиях мира» [2], вызвала беспокойство не только у нее союзников, но и у правительств балканских государств.

Главенство англичан в Дарданельской операции позволяло им «закрепить за собой последнее звено в системе, обеспечивающей господство Англии над будущей Левантийской империей от Кипра и Суэца до Адена и Персидского залива» [3]. Глава МИД Франции Делькассе понимал, что вырвать из рук англичан временное управление Константинополем будет невозможно. Франция была теснее других держав связана с Константинополем. В столице Турции находился Совет оттоманского государственного долга, в котором влияние Парижа было решающим, так как большинством акций оттоманского банка владели французские финансисты. Турецкая столица была административным центром монополий, концернов и концессий, большинство капиталов которых принадлежало Франции. Значительная часть буржуазии этого города имела деловые связи именно с Францией. «Короче говоря, Константинополь был сердцем империи, опутанной сетью французских политических интересов и финансовых инвестиций, достигших суммы в 3 млрд. франков» – заключает Готлиб [4]. Поэтому Кэ д, Орсе делало все возможное, чтобы ослабить позиции англичан в этом районе. Противовесом мог стать русский военно-морской флот, который, получив выход из Черного моря, в случае надобности, уравновешивал силы, противодействующие английскому флоту.

В первую очередь Франция отдавала предпочтение Салоникам, как базе для сферы влияния, которую она пыталась установить на Балканах, и как главному плацдарму на суше для наступления на Золотой Рог. Как говорил генерал Галлиени, «через Салоники пройти маршем к Константинополю» [5]. Для этого нужны было добиться у греков согласия участвовать в операции.

До начала операции дипломатические отношения между столицами держав Антанты и Афинами были сложными. Перед началом операции греческое руководство не решалось принять участие в ней. Однако 1 марта, «когда появились англо-французские пушки, чтобы открыть проливы», премьер-министр Вензелос предложил союзникам свой армейский корпус. Основной причиной инициативы Вензелоса, как телеграфировал британский военный атташе, была «надежда на то, что греческие войска дойдут до Константинополя» [6], и король Константин с триумфом вступит в столицу. Решение об интернационализации проливов поставило бы их в более выгодное положение благодаря большой, богатой, сплоченной и сильной прогречески настроенной общине их сограждан среди местных жителей.

В Англии желание греков было встречено с воодушевлением. По этому поводу Грей считал, что военная помощь Греции могла быть важной и необходимой для полного успеха операции, и при данных условиях было бы неразумно и даже преступно отклонить ее. Черчилль, «сильно обеспокоенный», что МИД «упускает возможность для установления сотрудничества с Грецией», требует от Грея быть «тверже и решительней на пути сотрудничества с греками» [7].

Казалось, первоначальный стратегический расчет «добиться получения необходимого количества живой силы» за счет Греции и Болгарии, получил реальную основу. Однако вмешательство России не позволило осуществить планы Даунинг-стрит.

В России считали, что появление греков в проливах «оказалось бы опаснее, чем сама Турция». Весной положение на русском фронте стабилизировалась. Поражение русских армий в Восточной Пруссии было компенсировано поражением немцев у Прасныша. Положение войск Юго-Западного фронта в Галиции было очень устойчиво и не предвещало перемен к худшему. «Все это, и победа под Саракамышем, высоко подняли престиж России в Париже, особенно в Лондоне» [8]. Как вспоминал Сазонов: «В Петрограде сочли этот момент своевременным для перехода от общих разговоров и обещаний к формулированию точных обязательств». Реакция Сазонова на попытки привлечь греческую армию была решительной и недвусмысленной: «Ни при каких условиях мы не можем допустить участие греческих войск во вступление союзных войск в Константинополь» [9].

В России решили сыграть на англо-французских противоречиях в вопросах «о разделе азиацкой Турции», «о Константинополе и проливах», а так же «территориальных требованиях Франции в Европе». 3 марта Николай II заявил французскому посланнику Палеологу: «Город Константинополь и Южная Фракия должны быть присоединены к моей империи» [10].

Сазонов, после утверждения царем границ требуемых Россией территорией вокруг Константинополя и проливов, вместе с английским и французским послами составил меморандум. В нем были выдвинуты требования, чтобы «город Константинополь, западный берег Босфора, Мраморного моря и Дарданелл, а также южная Фракия до линии Энос-Мидия...часть азиацкого побережья в пределах между Босфором, рекой Сакарией и подлежащим определению пунктом на берегу Исмидского залива, острова Мраморного моря и острова Имброс и Тенедос» были «окончательно» включены в состав Российской империи[11]. Взамен царское правительство соглашалось на любые компенсации союзникам.

Однако, чтобы сломить сопротивление союзников, «применение метода стремительного натиска» оказалось недостаточно. «Пришлось прибегнуть к угрозам и иным мерам воздействия». 5 марта Сазонов заявил Палеалогу, что если требования не будут удовлетворены, он подаст в отставку, а это «может привести к замене его другим министром из числа тех лиц, которые еще имеются в России и являются приверженцами старой системы Dreikaiserbund,a» [12].

Сазонов нашел слабое место своих противников. Возможность заключения сепаратного мира с Германией, как заметил Грей, «не была блефом, это была реальная опасность» [13]. Граф С.Ю.Витте и его сторонники в петербургских великосветских салонах говорили об этом открыто, что сильно беспокоило союзных дипломатов и их правительства. Пуанкаре даже счел возможным выразить по этому поводу свое удивление находящемуся в Париже министру финансов России Барку[14]. Но самое опасное, заключалось в том, что немцы действительно стали искать дипломатический контакт с правительством России. В конце февраля русскую придворную даму М.А.Васильчикову, находящуюся в то время в австрийском «плену», навестили «трое более или менее влиятельных людей», которые просили ее от имени австро-германского руководства передать русскому царю предложение о мире [15].

Как утверждает Корбетт, английскому МИД было «хорошо известно», что «Германия уже выработала соблазнительный план привлечения России к сепаратному миру и отречению от своих союзников» [16]. В сложившейся ситуации, англичане решили, что гораздо выгоднее для них передать контроль над проливали России. Великобритания памятной запиской от 12 марта первая согласилась удовлетворить требования царского правительства, «если война будет доведена до успешного окончания, если будут осуществлены пожелания Великобритании и Франции» [17].

Сазонов стал торопить французское правительство с заключением аналогичного соглашения. Предварительно вопрос был уже решен. 8 марта 1915 года МИД Франции заверил Сазонова, что он «может вполне рассчитывать на доброжелательное отношение правительства республики в деле разрешения вопроса о Константинополе и проливах» [18]. Но Пуанкаре, под давлением финансовых кругов, в нарушение статьи конституции относительно неучастия президента в дипломатической деятельности, выступил против этого соглашения. Он считал, что обладание проливами поставит Россию «в один ряд с западными державами и даст ей возможность стать крупной морской державой. Такое возвеличивание и рост мощи России неприемлемы для нас». Пуанкаре потребовал от посла в России Палеолога «заставить императора и русского министра (Сазонова) понять, что надо в большей мере отдавать должное постоянным интересам союзников» [19].

Интриги французов вызвали раздражение в Петрограде. Пришлось напомнить союзникам, что «Россией принесено очень много жертв ради общей пользы союзников и проявлено немало самопожертвования ради облегчения положения Франции.... В данный момент русская армия сражается против 50 германских, 46 австрийских дивизий и на Кавказском фронте притягивает свыше 200 батальонов турецкой армии» [20]. Против такого аргумента возражать было трудно. Как вспоминал Пуанкаре «Мы не могли не считаться с требованиями России», так как «если Россия обозлится и решится вступить в переговоры с Германией, то 52 немецких и австрийских корпуса, находящиеся теперь на Восточном фронте, обратятся против нас» [21]. Лишь 10 апреля французское посольство уведомило Сазонова, что «правительство республики дает свое согласие» на удовлетворение требований России [22].

Для того чтобы исключить среди членов Антанты действия по секретным переговорам о мире с противником, союзники в секретной декларации от 26 апреля подтвердили свои обязательства «не заключать сепаратного мира в течение настоящей войны» [23].

Позиция России повлияла на планы военно-политического руководства Англии по вовлечению в войну против Турции и ее второго потенциального союзника – Болгарии. Сазонову стало известно от посланника в Афинах, что военный атташе Англии активно прорабатывает возможность высадки войск в болгарском порту Дедеагач, а не в хорошо укрепленном Галлиополи. Союзники предполагали обратиться к царю Фердинанду с просьбой разрешить свободный проход англо-французских войск численностью 150-200 тыс. человек для соединения с русскими силами. Новое оперативное направление наступления союзников с севера могло значительно облегчить прорыв флота в Дарданеллах, а участие в боевых действиях болгарских войск ослабляло позиции России.

Враждебно настроенный по отношению к Петрограду болгарский премьер Радославов дал понять англичанам, что «не нужно двух десантов, достаточно одного». Участие русских сил, по мнению болгарского руководства, было вовсе не обязательно. Царь Фердинанд, притязания которого на византийскую корону были не менее настойчивыми, чем греческого, был готов допустить на свою территорию войска Англии и Франции за счет определенных компенсаций [24].

Россию такой вариант развития событий не устраивал. По мнению командующего Черноморским флотом адмирала Эбергарда, для овладения проливами русским военным кораблям был «крайне необходим» болгарский Бургас, «как наиболее надежная и ближайшая база» [25]. Сазонов пытался получить согласие союзников на силовое решение этой проблемы, так как дипломатическим путем договориться с болгарами не удавалось, но получил твердый отказ. По мнению Грея, это было бы весьма серьезной политической ошибкой. Союзники дали понять, что ситуация исключает всякую возможность проведения Россией самостоятельных операций в проливах.

Сазонову оставалось добиться у союзников хотя бы «символичного» участия России в операции. Разгорелась настоящая дипломатическая битва. Пуанкаре вспоминал: «Изо дня в день Париж, Лондон и Петроград обменивались телеграммами. Можно подумать, что наши флаги уже развеваются над Золотым Рогом» [26]. В итоге, идея высадки русских войск «была потоплена в болоте болгарской политики», союзники вынуждены были оставить план удара по Турции с территории Болгарии. Теперь Англия и Франция могли рассчитывать только на собственные силы.

Таким образом, военно-политическое руководство Англии очередной раз взяло на себя право решать, как использовать войска союзников, которые освобождались в условиях позиционного противостояния на франко-германском фронте. Задуманный английской дипломатией ход по вовлечению вероятных балканских союзников, которые получали самые щедрые обещания, позволял ей использовать плоды будущего успеха в своих целях. Но в России уже не верили в бескорыстную помощь. Сазонов, который отчаянно сражался за право России обладать проливами, был готов на самые решительные меры, даже в ущерб главному театру войны, дабы не допустить союзников в Константинополь без участия русских войск. К сожалению, в результате непреодолимых русско-болгарских противоречий, Болгария оказалась союзником Германии, что в дальнейшем значительно осложнило проведение Галлипольской операции и, в итоге, ее неудачу.

Литература

1. Коленковский А.А. Дарданелльская операция. – М., 1933. С. 41.

2. Готлиб В.В. Тайная диплатия во время Первой мировой войны. – М.: Соцэкгиз,1960. С.128.

3. Ллойд Джордж Д. Военные мемуары. – Т.1-2. - М.: Госэкономиздат,1934. С.384.

4. Готлиб В.В. Указ. соч. С. 137.

5. Ллойд Джордж Д. Указ. соч. С. 384.

6. Churchill W. S. The World Crisis 1911 - 1918. - 5 vols. – London: Thornton Butterworth Ltd,1923 - 1931. – Vol 2. - Vol.2. P.203.

7. Grey, sir E. Twenty - Five Years. 1892-1916. - 2 vols. – London: Hutchinson, 1925. - Vol.2. P.178.

8. История внешней политики России. ( Конец XV - 1917 гг.). - 5 т. – М.:1997. – Т.5. С.466.

9. Сазонов Д. Воспоминания. – Берлин, 1927. C. 301 - 302.

10. Нотович Ф.И. Дипломатическая борьба в годы первой мировой войны. – М.: АН СССР, 1947. С. 365 - 366.

11. Международные отношения 1870-1918гг: Сборник документов. – М.: Издание ВПА, 1940. – № 223. С. 335.

12. Нотович Ф.И. Указ. соч. С. 369 - 370.

13. Gray E. Op. cit. Vol.2. P.178.

14. Международные отношения в эпоху империализма. Документы из архивов царского и Временного правительств 1878-1917гг. в 8тт. – Т. 7 – Ч.1. – № 312.

15. Константинополь и проливы. Документы бывшего министерства иностранных дел. / Ред. Е.А. Адамова. – 2 т. – М.: Литиздат НКИД, 1925 - 1926. – Т.2. – № 331. – С. 369 - 370.

16. Корбетт Ю. Некоторые принципы морской стратегии. – М.: Госиздат, 1932. – Т.2. – С. 204.

17. Международные отношения. 1870 –1918. – № 225. – С. 336 - 337.

18. Константинополь и проливы. – Т.1. – № 64. – С. 268 - 269.

19. Готлиб В.В. Указ. соч. С.139 - 141.

20. Емец В. А. Очерки внешней политики России в Первой мировой войне. – М.: Наука, 1997. С.144 - 145.

21. Пуанкаре Р. На службе Франции. Воспоминания за десять лет. – 2т. – М.:1936. – Т.1. С.412.

22. Константинополь и проливы. – Т.1. – № 99. – С. 295.

23. Международные отношения. 1870 -1918. – № 186. – С. 305 - 306.

24. Янчулев с.А. Бораба за един световен град. 1907 - 917. – София, 1945. C. 109.

25. Золотарев В.А. Козлов Д.В. Российский военный флот на Черном море и восточном средиземноморье. – М., 1988. C. 97.

26. Пуанкаре Р. Указ. соч. С. 414.

Код для цитирования: Скопировать