VII Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2015

В русской модернистской традиции начала  ХХ века жест - это один из важнейших способов выражения человека, заключающий в себе внешнее и внутреннее единство. Спектр информации транслируемой жестовым поведением очень широк, поэтому в начале столетия данная категория стала весьма популярна в литературе. Одним из тех, кто широко использовал в своем творчестве понятие «жест» был Андрей Белый: он выявил, как с помощью движений можно понять мысли, чувства, настроение и даже причины определенного психоэмоционального состояния персонажей, не будучи психологом или знатоком жестовых свойств.

Особую смысловую нагрузку несут неусловные жесты, в психологии именуемые жесты-адаптеры, демонстрирующие специфические привычки человека и имеющие повседневный характер. Эти движения позволяют  раскрыть контекст, связанный с личными особенностями человека, и делают их дополнительным звеном точной характеристики. Часто данный вид жестов позволяет раскрыть тайные комплексы и потребности, наложившие отпечаток на жизнь взрослого индивида.

Характер человека формируется в детстве - это своеобразный фундамент для развития самостоятельной, целеустремлённой и гармоничной личности. Однако именно в это время внутренний мир ребёнка наиболее уязвим: он может подсознательно  остро ощущать нелюбовь взрослых, испытывать скрытые страхи (темноты, высоты, одиночества), и, стремясь оборонять зону своего комфорта, начинает компенсировать это определенными жестами. Маленький человек, обделенный лаской и любовью в детстве, во взрослой самостоятельной жизни постоянно будет стремиться к тактильному контакту: дотронуться до кого-нибудь или обнять. Это становится заменой настоящих родительских объятий, которые каждый ребёнок внутри себя требует и которые помогают осознать, что он любим и нужен.

В литературе  жесты-адаптеры помогают раскрыть всю психологию детства, повлиявшего на мировоззрение и эмоциональный настрой персонажа. Цель данной статьи - проследить, на материале романа А. Белого «Петербург», как через жесты-адаптеры раскрываются внутренние, психологические импульсы, влияющие на поведение героев. Наиболее ярко данная категория жестов характеризует привычки и образ жизни Николая Аполлоновича Аблеухова - одного из ключевых героев романа, взрослая жизнь которого может быть рассмотрена через призму его детских комплексов.

Несмотря на то, что Андрей Белый детству как этапу становления личности главного героя не уделяет внимания, читатель самостоятельно может реконструировать его, основываясь на взрослой жизни. В семейную атмосферу дома Аблеуховых нас вводит разговор Аполлона Аполлоновича с  сыном о посещениях  незнакомца с черными усиками: «Протянув мертвую руку и не глядя сыну в глаза, Аполлон Аполлонович спросил упадающим голосом» [1, с. 121]. Во всех движениях отца по отношению к своему отпрыску чувствуется безразличие, эгоистичность и надменность. Аполлон Аполлонович нисколько не чувствует к нему родительской привязанности, это подтверждают его равнодушные слова и совершенно не отцовские жесты. Начиная от движений руки, которая была не живая, как все его чувства к сыну, и, заканчивая голосом, который был таким, чтобы Николай Аполлонович или вовсе не услышал отца, или услышал неправильно. Через весь роман проходит нить взаимоотношений отца с сыном, где роли распределены следующим образом: равнодушный и эгоистичный отец-тиран и сын-марионетка, подчиняющийся его воле.

Отец не смог стать для Николая ни идеалом мужественности, ни союзником: не принимал деятельного участия в жизни сына, что привело к его внутреннему разладу с самим собой, в результате чего он чуть не убил отца. Но, безусловно, есть то, что объединяет Аблеуховых -  их родство. Им обусловлено их очевидное сходство - и внешнее, и «внутреннее», но сама эта связь вызывает у них страх и даже враждебность друг к другу - их «внутренний мир» предстает как единое  неделимое пространство неупорядоченных переживаний: «Николай Аполлонович отца своего как бы чувственно знал, знал до мельчайших изгибов, до невнятных дрожаний невыразимейших чувств; более того: он был чувственно абсолютно равен отцу; более всего удивляло его то обстоятельство, что психически он не знал, где кончается он и где психически начинается в нем самом дух сенатора»[3].  Отец и сын понимают, что они похожи, что внутренне они одинаковы, но это их пугает, так как никогда на деле они не испытывали духовной близости. Можно предположить, что это  связано  с детством Николая Аполлоновича, которого отец в раннем возрасте не научил рассказывать о своих тревогах, ошибках и страхах, поэтому сейчас им остается лишь понимать, что внутренне они связаны, но внешне этого уже никогда не будет.

При разных обстоятельствах Николай Аполлонович жестами-адаптерами демонстрирует свое внутреннее смятие, расстройство и волнение.  Неоднократно в романе упоминается, что при разговоре или встрече  с отцом сын начинает испытывать неловкость и смущение. Эпизод разговора Николая Аполлоновича с отцом об Александре Ивановиче Дудкине ярко это подтверждает: «Николай Аполлонович осклабился, заломал вдруг вспотевшие руки...»[1, с. 121]. Николай Аполлонович постоянно чувствует превосходство отца, поэтому своими жестами он показывает, что Аполлон Аполлонович имеет над ним сильную власть, с которой он ничего не может сделать. Стремление разорвать этот порочный круг зависимости заставляет его решиться на необдуманный поступок - взорвать отца. Однако Николая Аполлоновича нельзя назвать террористом - он не убийца, а закомплексованный эксцентричный мальчишка, внутренне негармоничный сам с собой, который совершает опрометчивые действия. Николаем движет жажда событий, но он никогда не задумывается, что из этого может получиться и к каким последствиям это приведет. Герой очень хочет быть значимым, доказать, что он способен на серьезные, иногда фатальные, поступки, причем помощь отца и матери ему не нужна - он все может сделать самостоятельно. И мимолётное желание взорвать отца - это бунт против семейной ситуации, желание выразить его так, чтобы все осознали, как Николай Аполлонович несчастен и кто в этом виноват.

Еще одно качество, которое с помощью жестов-адаптеров демонстрирует Николай Аполлонович - неловкость и смятение. При знакомстве отца со своим университетским другом Александром Ивановичем, он чувствует неловкость: «Николай Аполлонович смотрел на обоих с той неприятной улыбкой; но он успокоился; робеющий молодой человек подал руку усталому отцу» [1, c.92]. Николаю Аполлоновичу непривычно разговаривать с отцом, видеть его, а тем более с кем-то знакомить, поэтому выражение лица выражает смущение, какое-то непривычное для Николая Аполлоновича состояние. А Аполлон Аполлонович все также с долей отвращения протягивает пальцы, чтобы поздороваться с Александром Ивановичем: «Аполлон Аполлонович подал два своих пальца; Александр Иванович с жаром ухватился за пальцы сенатора»[1, с. 92]. У Аполлона Аполлоновичу уже вошло в привычку не скрывать своего отвращения к людям, причем даже к тем, которых он видит впервые.

 На протяжении всего романа мы видим взрослого «недолюбленного» Николая, который жестами демонстрирует свое «украденное» детство, не осознавая этого. Ярко это представлено в сцене, когда Аполлон Аполлонович интересуется у камердинера: «Что вообще - да - поделывает... поделывает Николай Аполлонович?» [1, с. 9]. В его словах сквозит безразличие к сыну: он решил поинтересоваться делами  «случайно», потому что не смог вовремя «подыскать подходящее слово». А слово «поделывает» несет негативную коннотацию с явным пренебрежительным оттенком, как будто вся деятельность Николая Аполлоновича не имеет никакого смысла и  значения ни для него самого, ни для окружающих. Аполлон Аполлонович считает, что сына лишь временами можно застать за делом, но чем он занят и когда отцу стало интересно лишь один раз и то случайно. Ответ камердинера, абсолютно чужого герою человека, наполнен большим состраданием и уважением к хозяину: «Николай Аполлонович по-прежнему: затворяться изволят и книжки читают». Потом еще гуляют по комнатам-с...» [1, c. 9]. В данном случае привычки и пристрастия младшего Аблеухова лучше известны слугам дома, нежели близким людям: так автор обнажает одиночество  героя,  который закрывается от окружающих в своей комнате, ему комфортнее находиться наедине со своими мыслями. Временное наречие «по-прежнему» подтверждает, что Николай Аполлонович уже давно был «покинут» родителями, что никто не может и не хочет понять его внутренних стремлений.

Очевидным доказательством тому становится глава «Мама», где описан  приезд матери в дом мужа и сына, их трогательная  встреча, когда герой не сдержал мужских слез и предстал перед читателем во всей своей внутренней опустошенности: «Мама... Мама...  Страх, унижения всех этих суток, пропажа  сардинницы, наконец, чувство полной  ничтожности,  все  это,  крутясь,  развивалось  мгновенными мыслями; утопало во влаге свидания: - «Любимый, мой мальчик» [1, с. 413]. Николаю Аполлоновичу непривычно показывать матери и отцу свои душевные терзания, он привык всегда справляться с ними сам, закрываясь в комнате и читая книжки: «Он (отец),  признаться, не мог  ожидать  этих  чувств  от холодного, скрытного сына, -  на лице которого эти  два с половиною  года  он  видел  одни лишь ужимочки; рот, разорванный до ушей, и опущенный взор» [1, с. 413].  Однако в этот миг, увидев мать, которую он не видел два с лишним  года, в нем проснулись давно забытые чувства, постоянно подавляемые им.  Николай Аполлонович с детства не знает что такое материнская поддержка и участие, он лишь понимает, что так должно быть. Поэтому, когда порыв ласки закончился, и к нему пришло осознание собственных действий, ему стало стыдно, он, как и всегда спрятал лицо в пальцах, чтобы родители не поняли, что минуту назад он был настоящий, такой, каким сделали его родители: одинокий и несчастный.

В романе показано, что мать не просто бросила Николая Аполлоновича, она не играет активной роли в его судьбе, она лишила его возможности спросить совета, поэтому детские комплексы так ярко обрисовывают глупые, совершенно необдуманные действия Николая Аполлоновича в любовных отношениях, что приводит к неудачам. В маске домино герой всячески старается скрыться, спрятаться  перед Софьей Петровной: «...кто-то печальный и длинный, весь обернутый в белый атлас ей на встречу пошел по пустеющим залам; из-под прорезей маски на нее смотрел светлый свет его глаз; ей казалось, что свет заструился так грустно от чела его, от его костенеющих пальцев...» [1, с.173].  Николай Аполлонович боится открыться перед любимой, потому что ни мать, ни отец не объяснили ему, как нужно вести себя с женщиной, поэтому и заканчивается все так трагично и нелепо. Софье Петровне не нравятся детские выходки Николая Аполлоновича, который никак не может действовать как взрослый мужчина, им все время руководит детский опыт. В романе Андрея Белого маска с одной стороны, дарует свободу от нравственности, с другой  - обрисовывает страх перед тем, что взрослого Николая Аполлоновича ранит еще одна  близкая женщина. Герою страшно быть искренним и настоящим, поэтому он прибегает к театральным приемам. Софья Петровна видит, что сам Николай Аполлонович уже превратился в «маску», постоянно закрываясь, прячась от всех и в частности от нее - он уже заслонил свое истинное лицо: «Скоро Софья Петровна заметила  под маскою ежедневных заходов, что лицо  Николая  Аполлоновича, богоподобное,  строгое,  превратилось в  маску: ужимочки,  бесцельные  потирания  иногда  потных  рук,  наконец,  неприятное лягушечье  выраженье  улыбки,  проистекавшее  от  несходившей  с  лица  игры всевозможнейших  типов,  заслонили навек то лицо  от  нее» [1, с. 63].  Николай Аполлонович своей детской неуверенностью демонстрирует людям свое одиночество. Заметно, как в нем очень ярко развивается эгоизм, который компенсирует неуверенность в себе и подавляет все его чувства и действия. Поэтому все движения лишь обличают его как слабого и одинокого человека, не способного сопротивляться внешним обстоятельствам.

Главный герой романа Андрея Белого «Петербург» Николай Аполлонович Аблеухов показан в романе во всех ипостасях своего внутреннего и внешнего состояния. С помощью жестов автор раскрыл взаимосвязь душевных переживаний ребенка и взрослого мужчины, когда одно влияет на другое и все это выливается в общий жизненный надлом героя, который так и не смог избавиться от своих детских комплексов: неуверенность, компенсирующаяся эгоизмом, скрытность - эксцентричностью и театральностью поведения. Внутренне слабый Николай Аполлонович потерялся в суматохе жизни, так как не смог обрести ни достойного примера (история с родителями), ни верного ориентира, ни четких нравственных принципов (эпизод с терактом).  Все это Андрей Белый реализует через  движения героя, которые обнажают перед читателем его духовный облик и вскрывают тайные потребности и желания.

Литература:

1.     Белый А. Петербург. - М.: Республика, 1994. - 559 с.

2.     Даль В.И. Толковый словарь живaго великорусского языка. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://slovardalja.net/word.php?wordid=27082 свободный. - Проверено: 1.02.15

3.     Разумова А.О. Культурная модель «отец и сын» в романе А. Белого «Петербург»// Вестник ТГПУ: Гуманитарные науки (Филология). № 6 (49). 2005. -  [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://cyberleninka.ru/article/n/kulturnaya-model-otets-i-syn-v-romane-a-belogo-peterburg свободный. - Проверено: 1.02.15