VII Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2015

М. М. Бахтин считает художественное время и пространство организационными центрами основных событий романа, поэтому имеют сюжетообразующее значение. В художественной литературе пространство и литература органически слиты. М. М. Бахтин называл этот феномен хронотопом: «Существенную взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе, мы будем называть хронотопом (что значит в дословном переводе «время-пространство)»

[1, с.61].

Другими словами, хронотоп – освоенные, выраженные в произведении пространство и время. Хронотопические представления играют сюжетообразующую роль, органично связаны с жанровой природой произведения, с системой образов того или иного литературного направления и в целом формируют художественный мир произведения.

Циклическое время присутствует в 46 стихотворениях сборника «Воскрешение» малоизвестного, казанского поэта Леонида Ивановича Топчия. Самое любимое, судя по частоте употребления лексем, время года – осень, затем идут лето, весна и зима. Из времени суток чаще употребляется утро и день. Проанализируем стихотворение «Это осень была необычная, чудная»: «Эта осень была / Необычная, чудная, / На себя непохожая / И ещё не бывалая – / Золотая, багряная, / Изумрудная,/ Темно-синяя, алая / Без конца б любовался, / До чего ж она летняя, / До чего ж она светлая. / Для кого – она первая, / Для кого-то последняя, / Словно счастье грядущее,/ Как мольба безответная» [3, с. 144]. Заметим, что образ осени олицетворён, жив. Описать его помогают многочисленные эпитеты: «необычная», «чудная», «непохожая», «небывалая» «первая», «последняя». Это средство используется поэтом для наибольшей образности и контраста с самим характером этого времени год: «Эта осень была / Необычная, чудная, / На себя непохожая / И ещё не бывалая »[3, с. 144].

Поражает активная цветопись в элегии. Рассмотрим значения характерных для осени цветов, используемых поэтом:

Золотой – символизирует славу, власть, солнце, свет, роскошь. Золотой цвет создаёт ощущение праздника, приобщает к Богу. Недаром купола церквей золотые, они славят божественную любовь и щедрость. В элегии осень одета в золотые одежды. Для неё приход на землю – настоящий праздник. Осень – волшебница и творец сказочного действа по преображению природы [9].

Багряный – густо-красный цвет с едва заметной просинью. Цвет зари и рдеющих листьев, один из распространенных оттенков красного в русском фольклоре. Очень часто встречается в поэзии Пушкина, Есенина, Бунина. Топчий как продолжатель традиций русских поэтов вводит данный эпитет в своё творчество, что мы могли наблюдать «буйство» жизни [9].

Изумрудный цвет – один из оттенков темно-зеленого. Символизирует гармонию, благополучие, стабильность и последовательность. Ассоциируется с природой, натуральностью, свежестью и прохладой летнего леса. В элегии Леонида Ивановича Топчия изображено начало осени, и поэтому изумрудный цвет перекликается с золотым, багряным и алым [9].

Алый цвет – ярко-красный оттенок красного с уклоном в оранжевый. Цвет розы, зари, пламени костра, крови и уст. Символизирует жизнь, надежду, безграничную энергию, чары, любовь и страсть, а также месть и войну. В элегии он передаёт радость жизни, очарование и красоту осени. Этот оттенок красного цвета один из наиболее часто употребительных в русской поэзии. Часто встречается в лирике С. Есенина, А. Блока, А. Ахматовой и др. С мастерством он показан и в строках Л. Топчия [9].

Кроме типичных для осени цветов, присутствует и, крайне редкий, в стихотворениях темно-синий.

Темно-синий цвет символизирует тайну, мудрость, сдержанность, душевную тревогу и одиночество. У многих народов мира из-за близости к черному цвету этот цвет считают траурным [9]. В элегии темно-синий цвет – цвет ранних осенних сумерек. В нем сквозит ощущение холода и покоя, которое приносит с собой осень. Темно-синий цвет – редкий в русской поэзии, но в элегии Леонида Ивановича Топчия он показан всего лишь одной строкой, которая вносит еще одну ноту грусти и безнадежности в описании осени.

Таким образом, осенние цвета яркие, праздничные, роскошные, но с нотами холодности, покоя и грусти. Цветопись становится своеобразным эмоциональным кодом, который позволяет увидеть, как сентиментальный вид пафоса переходит в драматический. В повествовании поэта действительно присутствуют ноты печали: ему не хочется стареть, осень – это ещё и его возраст (зрелость, мудрость), поэтому синий цвет так резок в радужной элегии. Синий цвет ассоциируется с зимой, старостью, она и пугает творческую личность. Желая остановить мгновение, Топчий вспоминает молодость (лето): «До чего ж она летняя, / До чего ж она светлая» [3, с. 144]. Нарушается привычная символика сезона: «пышное природы увяданье»[6]: «Для кого - она первая, / Для кого-то последняя, / Словно счастье грядущее, / Как мольба безответная» [3, с. 144]. Поэт любит жизнь, полон сил, о чём свидетельствует динамичный четырёхстопный хорей, сменяющие друг друга образы. Читатель не может не заметить тютчевского приёма образного наложения. Топчий, подобно Тютчеву («КБ», «Есть в осени первоначальной»), видит много общего у осени с летом. Таким образом, конкретное время переходит в обобщенное, абстрактное.

Если осень в стихотворениях Л. И.Топчия описана богатством эпитетов, то зима в восприятии Леонида Ивановича более строгая, скупая на эмоции. В описании природы преобладает интонации зимней тайги, пронизывающего до костей мороза и редких солнечных дней. Мотивы зимы можно услышать в стихотворениях: «Снежная королева», «Сосна», «Страхи», «С Новым годом!» и поэме «Нина Ивановна». Стихотворений о зиме в сборнике Л. Топчия очень мало, но и в них можно увидеть всю гамму переживаний и размышлений поэта. В центре изображения образ тайги, который связывается у автора с профессией лесоруба, так как Леонид Иванович десять лет осваивал эту профессию [5]. И самый распространенный образ зимнего пейзажа – сосна, которая всегда ассоциируется с нравственной чистотой, непоколебимостью, стойкостью, долголетием и супружеской верностью: «Стройная, под снежным опахалом, / Ей такой бы жить ещё да жить, / А она качнулась и упала, / А она упала и лежит. / Топором отточенным сверкая, / Был я к ней безжалостен и груб. / Ты прости, красавица лесная, / Не поэт я здесь, а лесоруб» [3, с. 241].

В данном стихотворении образ сосны сравнивается с образом юной прелестной девушки, живущей в заповедном краю и погибающей от рук безжалостного разбойника, беспощадного и грубого. Этот образ описывается очень лаконично: эпитетами: стройная, красавица лесная, кольцевым повтором жить да жить. С болью в душе описывает поэт гибель сосны: «А она качнулась и упала, / А она упала и лежит» [3, с. 241]. Гибель сосны сравнивается с картиной страшного преступления. Образ лирического героя, показанный во втором четверостишии, описан очень противоречиво: с одной стороны автор изображает себя кровожадным и бесчеловечным убийцей: «Топором отточенным сверкая, / Был я к ней безжалостен и груб» [3, с. 241]. Это подчеркивает градация отточенный, безжалостен, груб».

В душе и по призванию автор творец, и желание его сердца – хранить и воспевать природу, но его вынуждают совершать противоестественные для него действия, поэтому лирический герой просит у срубленного дерева прощения: «Ты прости, красавица лесная, / Не поэт я здесь, а лесоруб» [3, с. 241]. В стихотворении «Сосна» единственной строчкой поэт повествует о рабском положении свободного сердцем человека.

Ещё одним образом юности, весны, любви и поэзии служат для поэта образы соловьев в стихотворении «Соловьи»: «Совсем недавно были здесь бои, / Здесь кровь лилась, и раздавались стоны. / И вдруг опять запели соловьи / В густой листве, трепещущей у Дона / У соловьев ни горя, ни тревог, / Хоть на земле они, хоть в поднебесье. / Я думал научиться и не смог / Петь, как они, одни и те же песни. / И быть таким, я знаю, не смогу. / Здесь кровь лилась и раздавались стоны. / На этом соловьином берегу. / Я не пою, я плачу здесь, у Дона» [3, с. 44]. В данном стихотворении, как и в предыдущем, показано противоречие между внутренним состоянием лирического героя и жизнерадостностью природы. Песнь, соловья, как известно, является символом любви, жизни и поэзии. Могучую и буйную природу не может остановить человеческая память о кровавых годах войны: Совсем недавно были здесь бои, / Здесь кровь лилась, и раздавались стоны. / И вдруг опять запели соловьи / В густой листве, трепещущей у Дона» [3, с. 44].

Подчеркивается в стихотворении точный хронотоп места: берег Дона. Известно, что в годы Великой Отечественной войны Дон был местом кровавых и ожесточенных боёв с бесчисленными жертвами. Драматичность событий усиливается эпитетом совсем недавно и образами внезапно появившихся соловьев. Поэт наблюдает за их беспечным щебетанием, и мог бы так же радоваться весне, но ему мешает память пережитых событий: «И вдруг опять запели соловьи / В густой листве, трепещущей у Дона. / У соловьев ни горя, ни тревог, / Хоть на земле они, хоть в поднебесье. / Я думал научиться и не смог / Петь, как они, одни и те же песни. / И быть таким, я знаю, не смогу. / Здесь кровь лилась и раздавались стоны. / На этом соловьином берегу / Я не пою, я плачу здесь, у Дона» [3, с. 44].

В образе соловьёв описывается молодое поколение, не желающее думать о трагических событиях. Вспоминается строка из песни на слова А. Фатьянова: «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат, / Пусть солдаты немного поспят»[8]. В заключительном четверостишии звучит боль и отчаяние автора, его бессилие быть таким, как эти мирные создания. Птицы не имеют памяти, им не страшны призраки войны, мучающие Леонида Ивановича Топчия: «Петь, как они, одни и те же песни. / И быть таким, я знаю, не смогу./ Я не пою, я плачу здесь, у Дона» [3, с. 44].

Леонид Иванович Топчий призывает помнить о трагических страницах истории, и говорит, что вспоминать о них без слез невозможно.

Ещё одним свидетельством намеренного стремления Леонида Ивановича к преодолению временных границ и обобщению является стихотворение «С Новым годом!»: «Хорошо, что такая погода, / Что зимой этот солнечный свет, / C новым годом, друзья! С новым годом! / C новым счастьем, которого нет / С новым годом, товарищи люди ,/ Подождите, хоть сам я не жду, / Cновым счастьем, которое будет / Неизвестно в котором году» [3,с.306]

Данное стихотворение является пожеланием к Новому году. Традиционным новогодним является повтор слов: «С Новым годом, с новым счастьем!» [7]. Перед праздником Нового года считается, что нужно избавляться от ненужных вещей, отдавать долги, завершать дела, так новый год дает каждому человеку начать жизнь с чистого листа. Вслед за первым днём нового года придут новые мечты, новые надежды на счастье, за что и ценят праздник Новый год.

Леонид Иванович Топчий донес до читателя свое понимание строк поздравления, которое вносит в традиционное пожелание аккорд грусти. Стихотворение не имеет даты написания, что делает его актуальным на все времена. Начинается стихотворение с описания погоды. Первый день Нового года обычно радует каждого человека безветренной солнечной погодой, о которой ещё А. С. Пушкин сказал: «Мороз и солнце – день чудесный!»[5]. Зимняя природа является фоном, из которого выступает голос автора: «Хорошо, что такая погода, / Что зимой этот солнечный свет» который вторит строке классика.

После вступления следует текст традиционного поздравления: «C новым годом, друзья! С новым годом! / C новым счастьем » [6], приподнятое настроение которого усиливается риторическими восклицаниями и вдруг обрывается трагической концовкой весьма неожиданной. Появляется лирический герой, разуверившийся в жизни, повидавший самые мрачные её стороны и потерявший надежду на лучшее. Но читателей своих Леонид Иванович любит от всего сердца, и обращается к ним «товарищи люди» и видит в них братьев, поэтому не хочет лишать надежды на лучшее, и повторяет фразу: «С новым годом!». Резко появившаяся трагическая нота на время заглушается, и автор желает, чтобы у человечества не пропадала надежда, и с мольбой обращается к потомкам и современникам: «Подождите, хоть сам я не жду» [3,с.306]

Леониду Ивановичу хочется верить, что новое счастье, новая эра добра наступит, ведь это и сулит каждый новый год, однако традиционные пожелания счастья кажутся поэту несбыточными сказками о золотом веке, поэтому он и пишет: «Неизвестно в котором году»[3,с.306]

В данной строке появляется и такая разновидность комического пафоса как ирония, издевка над ожиданиями и чаяниями людей. Счастье рисуется как некая утопия, которой не дано осуществиться. Новый год – традиционный праздник, который повторяется из года в год, как зима, весна, лето и осень, поэтому и хронотоп в стихотворении циклический. Последняя строка поздравления традиционно должна содержать дату, её автор намеренно избегает, не прогнозируя и не обманывая читателя бессмысленными обещаниями.

Таким образом, циклический вид хронотопа присутствует в философской лирике Леонида Ивановича Топчия и неотделим от обобщенного времени и пространства. Данный хронотоп, являясь одним из приёмов интереоризации, позволяет раскрыть образ лирического героя сборника Л. И. Топчия «Воскрешение». Перед читателем появляется умудрённый опытом простой человек, познавший жизнь и умеющий ценить её прекрасные мгновения. Лирический герой далёк от шаблонного восприятия действительности, поэтому Новый год – это грустный праздник, осень – прекрасная пора, а лето – чудное воспоминание.

Топчий стирает границы между прошлым и будущим, поэтому не указывает дат создания стихотворений, ведет читателя к пониманию вечного.

Литература

1. Давыдова Т. Т. Пронин В. А. Теория литературы. М.: Логос, 2003., 232с.

2. Даль В.И. Толковый словарь русского языка. Современная версия. М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2002. – 736 с.

3. Топчий Л. И. Воскрешение: Стихотворения и поэмы. – Казань: «Kazan-Казань», 2003г., 384 с.

4. http://www.clubochek.ru/prose.php?id=51698 (3.12.2014)

5. http://ilibrary.ru/text/684/p.1/index.html (3.12.2014)

6. http://www.smoladmin.ru/ (1.12.2014)

7. http://subscribe.ru/group/muzyika-dlya-dushi/7495542/

8. http://teksty-pesenok.ru/rus-georgij-vinogradov/ (2. 12. 2014)

9. http://www.yugzone.ru/psy/colors.htm (10.12.2014)

Код для цитирования: Скопировать