VII Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2015

Аннотация

Военно-научная работа выполнена сержантом второго курса группы Казахстан Вольского Военного Института МО

Чубаровым Рустемом. Название научной работы– «милитарологизмы»

Автор обстоятельно знакомит читателей с историей и происхождением милитарологизмов(военных слов) рассматривает их в разных периодах времени, употребление как в устной речи и при написание произведений известных писателей. Работа интересна и актуальна, содержит много интересных фактов.

Военно-научная работа будет полезна всему научно-преподавательскому составу, и всем людям кто уделяет внимание исследовательской работе, а так же многим другим.

Введение

Одной из наиболее обсуждаемых проблем современного языкознания является вопрос о специальных терминологиях. Терминология связывет в себе такое понятие как милитарологизмы. Милитарологизмы (лат. militaris – военный и греч. logos – слово), специальные термины, слова или выражения, связанные с военной тематикой, описывающие войну, военные действия, военную технику, военный быт и все, что с ними связано. Они включают в себя понятия военной терминосистемы и военной терминологии, но не исчерпывается ими, т. к. милитарологизмы не всегда подводятся под определение «термин», к ним, например, можно отнести оценочные, уменьшительные номинации, многие составные и стилистически маркированные наименования.

Термин – это неотъемлемая органическая часть лексической системы литературного языка. Термины отличаются от других разрядов слов своей огромной информационной насыщенностью.

Обозначить границы понятия милитарологизмы очень сложно, так как сфера их функционирования очень широка, и многие общеупотребительные термины приобретают в ней особое, более узкое значение.

Функция термина раскрыта в определении К.А. Левковской: «Среди полнозначных слов особыми словами в отношении значения и употребления являются термины, поскольку они наряду с номинативной функцией (функцией обозначения тех или иных представлений), выполняемой и другими словами языка, выделяются еще и своей дефинитивной функцией (функцией определения соответствующего понятия)

В работах современных исследователей поднимаются также частные вопросы милитарологизации языка: процесс заимствования, освоение европеизмов русским языком, их этимология и семантика [см.: 13].

Практически все исследователи отмечают, что отличительным свойством военных материалов является их насыщенность специальной терминологией. Например, было установлено, что в среднем на страницу текста боевого устава приходится 13–15 терминов. К военным материалам обычно относят военно-художественные материалы, военно-публицистические и военно-политические материалы, военно-научные и военно-технические материалы, акты военного управления (различные военные документы).

МИЛИТАРОЛОГИЗМЫ И ИХ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ В ЛИТЕРАТУРЕ

Одной из наиболее обсуждаемых проблем современного языкознания является вопрос о специальных терминологиях. Среди них научная, математическая, химическая, строительная и пр. Отдельно изучаются вопросы функционирования неологизмов, окказионализмов, этнонимов, паронимов и т. д.

Весьма обособленно в этом ряду стоят понятия, связанные с военной тематикой. Поэтому закономерно будет обратиться к теме их происхождения и использования в русском языке.

Милитарологизмы (лат. militaris – военный и греч. logos – слово), специальные термины, слова или выражения, связанные с военной тематикой, описывающие войну, военные действия, военную технику, военный быт и все, что с ними связано. Они включают в себя понятия военной терминосистемы и военной терминологии, но не исчерпывается ими, т. к. милитарологизмы не всегда подводятся под определение «термин», к ним, например, можно отнести оценочные, уменьшительные номинации, многие составные и стилистически маркированные наименования. Ввиду того, что в военной сфере таких большинство, слова имеют многочисленные производные формальные и семантические образования, а военный лексикон нельзя назвать терминологией. Он ещё не представляет собой чётко организованную, целостную, связную систему, скорее, это фонд слов, объединённых отнесённостью к военному искусству.

Термин – это единица какого-либо конкретного естественного или искусственного языка (слово, словосочетание, аббревиатура, символ, сочетание слова и букв-символов, сочетание слова и цифр-символов), обладающая в результате стихийно сложившейся или особой сознательной коллективной договоренности специальным терминологическим значением, которое может быть выражено либо в словесной форме, либо в том или ином формализованном виде и достаточно точно и полно отражает основные, существенные на данном уровне развития науки и техники признаки соответствующего понятия. Термин – слово, обязательно соотносимое с определенной единицей соответствующей логико-понятийной системы в плане содержания [7].

А.А. Реформатский определяет термины «как однозначные слова, лишенные экспрессивности» [9, с. 49–51]. М.М. Глушко констатирует, что «термин – это слово или словосочетание для выражения понятий и обозначения предметов, обладающее, благодаря наличию у него строгой и точной дефиниции, четкими семантическими границами и поэтому однозначное в пределах соответствующей классификационной системы» [2, с. 33]. В.В. Виноградов пишет: «Слово исполняет номинативную или дефинитивную функцию, т. е. или является средством четкого обозначения, и тогда оно – простой знак, или средством логического определения, тогда оно – научный термин» [1, с. 12–13]. С.В. Гринев характеризует термин «как номинативную специальную лексическую единицу (слово или словосочетание) специального языка, принимаемую для точного наименования специальных понятий» [3, с. 22]. Функция термина раскрыта в определении К.А. Левковской: «Среди полнозначных слов особыми словами в отношении значения и употребления являются термины, поскольку они наряду с номинативной функцией (функцией обозначения тех или иных представлений), выполняемой и другими словами языка, выделяются еще и своей дефинитивной функцией (функцией определения соответствующего понятия)» [4, с. 197].

Термин – это неотъемлемая органическая часть лексической системы литературного языка. Термины отличаются от других разрядов слов своей огромной информационной насыщенностью.

Обозначить границы понятия милитарологизмы очень сложно, так как сфера их функционирования очень широка, и многие общеупотребительные термины приобретают в ней особое, более узкое значение. В.Н. Шевчук предлагает следующее определение подобного понятия: «устойчивая единица синтетической или аналитической номинации, закрепленная за соответствующим понятием в понятийно-функциональной системе определенной сферы военной профессии в значении, регламентированном его дефиницией» [14, с. 8]. Г.М. Стрелковский в своем учебнике «Теория и практика военного перевода. Немецкий язык» пишет: «Если мы ограничимся лишь военным делом, то должны будем признать, что внутри этой обширной области существуют многие отрасли, которые можно рассматривать как различные самостоятельные области знания или деятельности. Поэтому нельзя говорить об общем понятии «военный термин», а следует различать термины тактические, организационные, военно-технические, термины, относящиеся к различным родам войск и видам вооруженных сил и т. д. Все это – различные области военного знания и деятельности, для каждой из которых характерна своя терминология. В пределах каждой из этих областей значение термина достаточно однозначно». Т. е. автор значительно расширяет сферу применения милитарологизмов [11, с. 83]. В общем смысле к милитарологизмам относятся все слова и сочетания, обозначающие военные понятия, т. е. понятия, непосредственно связанные с вооруженными силами, военным делом, войной и т. д. Кроме того, к ним следует отнести научно-технические термины, употребляемые в связи с военными понятиями (например, гусеница танка или любой боевой машины, на гусеничном ходу). Проблемами терминологии, в частности, размытости границ употребления тех или иных терминов, как в приведенном примере, занимался А.И. Моисеев: «Все прочие признаки, обычно приписываемые терминам и терминологии в целом: точность значения, однозначность, системность, отсутствие синонимии и т. п. – не более как их тенденция или их желательные качества, или, наконец, требования к “хорошей” рационально построенной терминологии. Примеры недостаточной системности, нестрогости значений реальных терминов, их многозначности, омонимии и синонимии хорошо известны» [5, с. 138].

Проблемы функционирования милитарологической терминосистемы в её историческом развитии касались многие исследователи, был создан целый ряд работ как историко-этимологического, так и сугубо лексикологического характера. Последние можно условно разделить на две группы:

1) исследования, анализирующие военный лексикон в хронологическом аспекте – касающиеся какого-либо периода его истории либо отражающие процесс эволюции военной терминосистемы.

Наиболее изученной является военная лексика древнерусского периода. Так, А.С. Львов прослеживает историю военных наименований киевского войска и их употребление в «Повести временных лет». П.Я. Черных пытается установить основные факторы эволюции военной лексики. Б.А. Ларин делает ценные замечания по истории военной лексики старорусского периода, о её происхождении и семантике.

Ф.П. Сороколетов в фундаментальном труде «История военной лексики в русском языке ХI–ХVII вв.» замечает, что можно «констатировать определённость и устойчивость военных слов, их семантическую взаимосвязь и взаимообусловленность, отражающую взаимосвязь понятий и идей, обслуживающих военное дело, т. е. можно установить наличие признаков, присущих терминам и терминологическим системам, в нашем случае – системе военной терминологической лексики» [10].

В последние десятилетия появились работы, посвященные изучению отдельных лексем военного дела в историко-лингвистическом (рассмотрение языковых единиц в процессе их становления, эволюции) и этимологическом (анализ происхождения языковых единиц, путей их номинации) аспектах(Ледяева 1955, 1980, Абдульманова 1966, Селимов 1970, Богатова 1982, Гулякова 1983, Егорова 1984, Ипполитова 2002, Васильев 2006, Уланов 2008 и др.);

2) исследования, затрагивающие этимологический аспект: иноязычное влияние в сфере военной лексики, соотношение исконного и заимствованного в военном лексиконе (Биржакова и др. 1972, Филин 1981, Егорова 1984, Одинцов 1984, 1989, Демьянов 2001, Лосева-Бахтиярова 2005, Конончук 2007, Сафаров 2012 и др.). Основной недостаток работ, касающихся истории слов военного дела – отсутствие панорамного взгляда на военный лексикон.

Современные исследования военной лексики затрагивают не столько этимологический, сколько функциональный аспект её использования, например, особенности перевода на иностранные языки – соотношение семантической группы названий оружия в английском и русском языках (Ильченко 2000); функционирование военного и военно-морского подъязыка (Егоршина 1995; Чипан 2000, Лазаревич 2000, Бойко 2001, Горбань 2008). Этому вопросу внимание уделялось и ранее (Шевчук 1985; Войцева 1989). Активно исследовался и исследуется процесс семантического словообразования милитарологизмов – в частности, в публицистическом дискурсе (Сычев 1980, Чудинов 2001), в корпоративном языке спорта (Левашов 1979, Елистратов 2005). Анализируются милитарологизмы периода Великой Отечественной войны (Кожин 2001).

В работах современных исследователей поднимаются также частные вопросы милитарологизации языка: процесс заимствования, освоение европеизмов русским языком, их этимология и семантика [см.: 13].

Практически все исследователи отмечают, что отличительным свойством военных материалов является их насыщенность специальной терминологией. Например, было установлено, что в среднем на страницу текста боевого устава приходится 13–15 терминов. К военным материалам обычно относят военно-художественные материалы, военно-публицистические и военно-политические материалы, военно-научные и военно-технические материалы, акты военного управления (различные военные документы). К собственно военным материалам принято относить научно-технические материалы и акты управления, связанные с жизнью и деятельностью войск и военных учреждений вооруженных сил. Военно-художественная литература, военная публицистика и военно-политические материалы являются военными лишь по своей целенаправленности и тематике и в основном обладают теми чертами, которые вообще присущи всем общественно-политическим, публицистическим и художественным текстам [6].

К военной терминологии могут относиться слова и сочетания, которые хотя и не обозначают собственно военных понятий, однако употребляются почти исключительно в военной среде, а в общем употреблении малоизвестны или вовсе неизвестны (например, джунгли; письмо (солдата) домой; столовые принадлежности), а также некоторые иностранные заимствования, различные жаргонизмы и т. д., а также эмоционально окрашенные элементы военной лексики, которые являются в большинстве случаев стилистическими синонимами соответствующих военных терминов [12, с. 37].

Итак, милитарологизмы, помимо прочих терминологических свойств, характеризуются особыми сферами функционирования, и сами эти сферы, наряду с дефинитивной функцией и системностью, являются признаком, позволяющим отнести то или иное слово или словосочетание к разряду милитаротерминов.

МИЛИТАРОЛОГИЗМЫ И ИХ ИСПОЛЬЗОВАНИЕ В ЛИТЕРАТУРЕ

В процессе изучения русского языка (в т. ч. русского языка как неродного) в военном вузе особое значение приобретает функционирование милитарологизмов в русской литературе. Рассмотрим некоторые примеры таких терминосистем.

Такой анализ необходимо начинать с понятия, имеющего самое непосредственное отношение к милитарологической тематике – со слова «война».

В Словаре С.И. Ожегова это понятие определяется, как «вооружённая борьба между государствами или народами, между классами внутри государства. Находиться в состоянии войны с кем-н. Объявить войну. Вести войну. Пойти на войну. Вернуться с войны. Погиб на войне. Не пришёл с войны кто-н. Победоносная в. Региональные войны. В. за независимость. Гражданская в. (вооружённая борьба внутри государства)». А также, как (перен.) «борьба, враждебные отношения с кем-чем-н. Объявить войну бездельникам».

Здесь же находим следующие сопутствующие определения:

1) «Холодная война – политика, заключающаяся в нагнетании напряжённости, враждебности в отношениях между странами. Конец холодной войны».

2) «Война нервов – об обоюдном нервном напряжении кого-н.»

3) «На войне как на войне (книжн.) – 1) война, а также вообще любая борьба есть война со всеми её тяготами, последствиями; 2) в трудных условиях, обстоятельствах надо уметь к ним приспосабливаться» [8, с. 97].

Такое многообразие объяснений поддерживается и образцами из русской литературы. Например: «В лето 6472. Князю Святославу възрастешю и везмужавшю, нача вои совкупляти многи и храбры, и легко ходя, аки пардус, войны многи творяше», – говорится в «Повести временных лет (Памятники древнерусской литературы XI – начала XVIII веков: Повесть временных лет).

У Н.В. Гоголя: «Известно, какова в Русской земле война, поднятая за веру; нет силы сильнее веры. Непреоборима и грозна она, как нерукотворная скала среди бурного вечно изменчивого моря. Из самой средины морского дна возносит она к небесам непроломные свои стены, вся созданная из одного цельного, сплошного камня. Отвсюду видна она и глядит прямо в очи мимобегущим волнам» (Гоголь Н.В. Тарас Бульба).

У Н.А. Некрасова: «Кипит там вечная, / Бесчеловечная / Вражда-война / За блага бренные... / Там души пленные / Полны греха» (Некрасов Н.А. Кому на Руси жить хорошо). «Подошла война проклятая, / Да и больно уж лиха, / Где бы свадебка богатая – / Цоп в солдаты жениха!»; «Перед светопреставлением, / Знать, война-то началась. / Грянут, грянут гласы трубные! / Станут мертвые вставать! / За дела-то душегубные / Как придется отвечать?» (Некрасов Н.А.: Коробейники).

У М. Горького: «Война! На войне – ни стыда, ни жалости» (Горький М.: Егор Булычов и другие).

У А.П. Платонова: «Тебе говорят, что война – это ум, а не драка. Я Врангеля шпокал, англичан не боялся, а вы от конных наездников целый город перепугали!» (Платонов А.П. Сокровенный человек).

Очень часто в русской литературе понятие «война» рассматривается с морально-этической стороны. Н.С. Лесков: «Тут уже за третьею парою и мало стало охотников, потому что видимо всем, что это не война, а просто убийство, а наказать злодеев надобно» (Лесков Н.С. Очарованный странник).

Л.Н. Толстой: «Какая ужасная вещь война, какая ужасная вещь! Quelle terrible chose que la guerre!»; «Война не любезность, а самое гадкое дело в жизни, и надо понимать это и не играть в войну. Надо принимать строго и серьезно эту страшную необходимость. Всё в этом: откинуть ложь, и война так война, а не игрушка. А то война – это любимая забава праздных и легкомысленных людей... Военное сословие самое почетное. А что такое война, что нужно для успеха в военном деле, какие нравы военного общества? Цель войны – убийство, орудия войны – шпионство, измена и поощрение ее, разорение жителей, ограбление их или воровство для продовольствия армии; обман и ложь, называемые военными хитростями; нравы военного сословия – отсутствие свободы, то есть дисциплина, праздность, невежество, жестокость, разврат, пьянство» (Толстой Л.Н.: Война и мир).

С.А. Есенин: «Война мне всю душу изъела. / За чей-то чужой интерес / Стрелял я в мне близкое тело / И грудью на брата лез» (Есенин С.А.: Анна Снегина). Л.Н. Андреев: «Теперь, когда я один, война безраздельно владеет мною и стоит, как непостижимая загадка, как страшный дух, которого я не могу облечь плотью» (Андреев Л.Н.: Красный смех). А.И. Куприн: «… люди ходили вольными шайками, и война была общей хмельной радостью, кровавой и доблестной утехой» (Куприн А.И. Поединок).

При всей многогранности подходов к сущности войны в русской литературе, тем не менее, это наиболее простое по своей лексической сущности понятие. Гуманистическое искусство всегда войну осуждало или, во всяком случае, считало ее необходимой жестокостью.

Совершенно по-другому понимаются слова, сопутствующие войне.

Среди них понятие «подвиг».

Для начала рассмотрим его этимологию.

Данный милитарологизм вошло в древнерусский литературный язык из старославянского. Книжно-славянское происхождение слова подвиг является его смысловым строем и его структурно-морфологическими, словообразовательными, родственными связями (подвизаться, ср. др.-р. подвизалище; подвижник, сподвижник, подвижнический, подвижничество). Правда, способ образования самого слова подвиг от глагола по-двигать – подви(г)-нуть не чужд и живой народной русской речи (ср. наряду с церковнославянским постриг` обряд принятия монашества, сопровождавшийся подрезыванием волос', – народные: посвист, полог, посох, ср. поступь и т.п.

О.Н. Трубачевым предложена интересная этимология славянского двигати, отчасти затрагивающая и производные от него слова, в т.ч. и слово подвиг. Однако история значений слова подвиг в русском литературном языке явно пошла по иному пути. Тем не менее целесообразно познакомиться с этимологическими соображениями О.Н. Трубачева, потому что еще не весь материал по употреблению слова подвиг в восточнославянских языках известен. Вот цитата из статьи О.Н. Трубачева об этимологии dvigati (Славянские этимологии. Сб. «Этимология. Принципы реконструкции и методика исследования, 1964». М., 1965. – С. 4–5): «В значительной части славянских языков продолжения dvigati выступают в значении поднимать, а не двигать горизонтально и тем более не двигать вообще. Так, значение поднимать представлено у этого глагола в польском, чешском, словацком, лужицких, сербско-хорватском, болгарском. Конечно, могут возразить, что значение поднимать могло явиться у dvigati, dvignoti вторично, тогда как значение двигать, перемещать здесь исконно, ср. ст.-слав., ц.-слав. двигати, двизати, двигнати двигать, двинуть, movere, κιυήσαι. Но это мнение в общем не трудно уличить в ошибочности. Вескими аргументами в пользу точки зрения, согласно которой dvigati исконно означало поднимать, затем на части славянской территории получило значение двигать, служат свидетельства отдельных сложений и производных с этой основой. Общим положением словообразовательно-этимологического и семантического анализа (если говорить в первую очередь о внутренних резервах реконструкции) можно считать первостепенную важность значений сложений и производных в вопросе восстановления первоначального значения самой основы. Мы имеем в виду лучшую сохранность древнего значения, которая характеризует обычно именно производные и прочие связанные формы основы сравнительно с ее непроизводной формой. Так, нам представляется, что ст.-слав., ц.-слав. подвигъ, подвигнати, подвигнати содержат в своих значениях и примерах словоупотребления ясное указание на движение вверх, подъем, поднятие: подвизати соответствует, например, греч. φέρειν нести (Срезневский, 2. С. 1034). В диалектах восточного Полесья часть сохи, дубовая развилка, подпирающая одним своим концом правую полицу, называется, по свидетельству Мошинского, pόdwih. Наконец, мысль о возможности семантической эволюции dvigati поднимать → двигать вообще, перемещать по горизонтали находит подтверждение в наблюдениях над некоторыми внешними аналогиями, ср., например, др.-в.-нем. reisa отправление, поездка, нем. reisen ездить, путешествовать – иными словами, двигаться вообще – при, очевидно, более старых значениях гот. urreisan вставать, англ. rise подниматься, вставать».

В словаре русского языка Д.Н. Ушакова подвиг определяется так: «Доблестный, героический поступок, важное по своему значению действие, совершенное в трудных условиях. Героические подвиги красноармейцев в боях с японскими самураями. Военные подвиги. Гражданскийп. П. ученого // чего. Беззаветный, бескорыстный поступок, вызванный чем-н. (книжн.). П.любви» (Ушаков, 3. С. 369).

Судя по истолкованию значений, составители этого словаря признают наличие тесных смысловых связей слова подвиг с глаголом подвигнутького-чтона что (книжн. торж. устар.) – побудить, склонить к совершению чего-н. П. на борьбу; ср. подвигнуться (книжн. торж. устар.) – устремиться к совершению чего-н. (какого-н. подвига), с производными сущ. подвижник, подвижница, подвижничество и прил. подвижнический. Однако, по свидетельству этого словаря, тесная связь между словами подвиг и подвизаться уже давно порвалась. Глагол подвизаться признается в современном языке словом книжным и определяется так: «Проявлять деятельность, работать, действовать в какой-н. области. Подвизается на своем поприще уже четверть столетия. Чехов» (Ушаков, 3. С. 370).

В сущности, те же толкования значений слов подвиг (с производными) и подвизаться, но в более сокращенном, лаконичном виде, содержатся в словаре С.И. Ожегова: «Подвиг... Героический, самоотверженный поступок. Воинскийп. Трудовойп. П. во славу Родины... Подвизаться... (высок. и ирон.). Действовать, работать в той или иной области. П. в науке» [11, с. 523].

Обратившись к семнадцатитомному словарю современного русского литературного языка, легко найти там более дифференцированное, точное и богатое значениями отражение употребления слова подвизаться в русском литературном языке XIX в. (БАС, 10, с. 277–278). Здесь отмечаются три значения этого глагола: 1. Устар. Устремляться, продвигаться куда-либо; собираться с силами, духом для совершения чего-либо. Примеры: «Теперь мы разом, вместе, дружно / Все подвизаемся вперед» (Бенедиктов В.Г. Разговор); «Ах, Павел Иванович, Павел Иванович!.. Я все думаю о том, какой бы из вас был человек, если бы так же, и силою, и терпеньем, да подвизались бы на добрый труд и для лучшей цели»! (Гоголь Н.В. Мертвые души, II, Заключ.). 2. Устар. Отличаться в ратном деле, храбро сражаться, бороться. «...Сколько они подвизались, какие труды подымали, Боев с мужами ища и свирепость морей искушая...» (Гнедич Н.И. Илиада, с. 24); Подвизаться за кого, что. В письме А.С. Грибоедова В.Ф. Одоевскому (10 июня 1825 г.): «Виноват, хотя ты на меня подвизаешься, а мне за тебя досадно». 3. Проявлять себя в той или иной области деятельности; действовать, работать.

Так, у В.Г. Белинского в статье «Александрийский театр»: «он [Полевой] решил, что совсем не нужно иметь ни призвания, ни таланта к драматическому искусству для того, чтоб с успехом подвизаться на сцене Александрийского театра». У М.Е. Салтыкова-Щедрина «Господа ташкентцы»: «Тонкачев уже два года... с честью подвизается на поприще адвокатуры».

Таким образом, в русском литературном языке к сер. XIX в. происходит постепенное угасание разных значений глагола подвизаться, кроме значения проявлять себя в той или иной области деятельности, действовать, работать. По-видимому, тогда-то и произошел разрыв между словами подвиг и подвизаться (ср. притягательный и притязания). В языке А.С. Пушкина подвизаться употребляется лишь в публицистическом и эпистолярном стиле (в знач. 3-м: действовать, проявлять деятельность в какой-нибудь области) – притом обычно с иронической экспрессией.

Можно представить в кратком очерке историю употребления этого глагола в русском литературном языке до нач. XIX в.

В высоком славянизированном стиле древнерусской письменности глагол подвизаться(подвизатися) выражал разнообразные значения, которые недостаточно четко охарактеризованы акад. И.И. Срезневским в «Материалах для Словаря древнерусского языка»: 1) сдвигаться с места, подвигаться, стремиться; 2) колебаться, волноваться, возбуждаться; 3) упражняться, прилагать усилия, добиваться, стараться (в Остромировом Евангелии: «Подвизайтес вънити сквозhтhсная врата»); 4) трудиться, совершать подвиги (В «Служебнике Сергия», XIV в.: «Даï жь намъ... подвигь добрыи подвизатис)» (ср. Срезневский И.И. 2, с. 1034–1035).

Здесь нет полного охвата всех значений глагола подвизатися. Ср., напр., в Никодимовом Евангелии по Софийскому списку XIV в.: подвизатися противу – occurrere obviam [Соболевский А.И. Материалы и исследования в области славянской филологии и археологии. – СПб.,1910. – С. 87].

Несомненно, что тут не отражен весь комплекс значений этого слова, очень активных в древнерусском языке до XVII в. включительно. Эти значения усвоены и высоким литературным штилем XVIII в. Они полно и точно определены в «Словаре Академии Российской»: «Подвизаться, подвигнуться, и подвижишься, подвигся, подвигнуся, гнешся и подвижуся, жешься, подвизаюся, ешься, гл. возвр. 1 спр. Сл [авенск.] 1) Собственно: от побуждения какой силы трогаться, сходить с места. Да неподвижутся стопы моя. Псал. 16.5. 2) Подвиг иметь в каких телесных упражнениях [т.е. состязаться]. Всякже подвизайся от всех воздержится. 1. Кор. 9.25. 3) Воинствовать, ратовать, сражаться... Благодарю вас, яко толико подвизастася. Древ. лет. 2.56. 4) Волноваться, колебаться, смущаться, в смятение приходить. Подвижеся град весь, и бысть стечение людей. Деян. 21.30. 5) Относительно к страстям, бороться, противиться, противостоять... Подвизаться противу пороков, страстей. 6) Трудиться неослабно в чем, продолжать ревностно начатое дело, или упражняться в делах богоугодных... Подвизаться в добродетелях, в обращенииневерных в христианство» (сл. АР 1806–1822, 4, с. 1240–1241).

Но к нач. XIX в. большая часть этих значений постепенно замирает, теряет активность. Только одно из значений этого слова, освобожденное от религиозно-культового, церковного налета, имело шансы укрепиться в новом русском литературном языке XIX в. – это значение: трудиться, работать, действовать в какой-нибудь области. Все остальные «высокие» значения легко замещались синонимами, близкими к разговорному языку: подвигаться, упражняться, сражаться, бороться, состязаться. Отмирание этих значений было связано с распадом внутренней формы слова, с отрывом его от гнезда этимологически родственных и стилистически близких выражений: подвиг, подвижник (ср. устар. подвизалище место подвигов, состязаний). Изменения в употреблении этого слова, определявшиеся в русском литературном языке кон. XVIII – нач. XIX в., нашли отражение в словаре 1847 г. Здесь объявлены церковными устарелые значения глагола подвизаться: двигаться, трогаться с места, колебаться. А живое литературное употребление этого слова описано крайне общими и неопределенными чертами: действовать телесными или душевными силами, совершать подвиг, противоборствовать, сражаться (сл. 1847, 3, с. 251).

Ср. в «Дневнике А.В. Никитенко» (28 марта 1860 г.): «Кавелину, подобно многим из наших передовых людей, кажется, что он подвизается единственно за истину, за право, за свободу – а он подвизается, в то же время, и чуть ли не больше всего, за свою популярность» (Русск. старина, 1890, ноябрь, с. 393).

Иные темпы и типы семантических изменений обнаруживаются в истории слова подвиг. Даже в семнадцатитомном «Словаре современного русского литературного языка», с его толково-историческими тенденциями, значения слова подвиг определяются и истолковываются в тех же направлениях и пределах, что и в предшествующих словарях современного русского языка: «Подвиг... Важное по своему значению деяние; действие, совершенное в трудных, опасных условиях; самоотверженный, героический поступок. Воинские подвиги. Подъем наСимбирскую гору... был тогда таким тяжелым делом, ...к преодолению которого требовались неимоверные усилия;это был подвиг, даже небезопасный (Аксаков С.Т. Детские годы Багрова-внука); А когда человек любит подвиги, он всегда умеет их сделать и найдет, где это можно. В жизни, знаешь ли ты, всегда есть место подвигам (Горький М.А. Старуха Изергиль) ...Звать, воодушевлять, посылать и т.п. наподвиг;идти на подвиг. На подвиг вновь звала страна (Щипачев С.П. Павшим) ...Подвиг чести, славы и т.п. ...Мы живем и работаем в стране, где подвиги «славы, чести, геройства» становятся фактами настолько обычными, что многие из них уже не отмечаются даже прессой (Горький А.М. Беседа с молодыми).

В отличие от всех предшествующих словарей семнадцатитомный академический «Словарь современного русского литературного языка» указывает на широко распространенное разговорно-ироническое применение слова подвиг: «О каких-либо проделках, нелепых, неблаговидных поступках. – Сенька! поди, лизни печку!.. Сенька возвращался, по совершении своего подвига, весь красный и пыхтящий... (Салтыков-Щедрин М.Е. Невинные рассказы, 6); «Наружность его [пристава]... вы не согласились бы взять за все богатство мира... Один свинцовый нос – достаточный изъяснитель подвигов, совершенных его обладателем...» (Лажечников Н.И. Ледяной дом, 1, 1); «Я уже давно устал удивляться его поистине редким способностям – уменью хорошо купить партию подмоченной, засолодевшей муки, продать мордвину-торговцу сотню пудов загнивших кренделей, – эти торговые подвиги надоедали своим жульническим однообразием...» (Горький А.М. Хозяин) (БАС, 10, с. 268–269).

Слово подвиг в своем употреблении и в своих семантических изменениях двигалось в русском литературном языке XIX в. по иным направлениям, чем глагол подвизаться. Об этом свидетельствует применение слова подвиг в языке Пушкина в значении героический, доблестный поступок с его оттенками – самоотверженный, тяжелый труд, дело, важное начинание, предприятие; плод такого труда, такой деятельности, а также иногда с иронической, шутливой оценкой.

Например: На тайный бой, на подвиг ратный (Кавказский пленник);

Дорогою свободной / Иди, куда влечет тебя свободный ум, / Усовершенству я плоды любимых дум, / Не требуя наград за подвиг благородный (Поэту);

«Ныне, как некоторый мне подобный историк, коего имени я не запомню, оконча свой трудный подвиг, кладу перо и с грустию иду в мой сад размышлять о том, что мною совершено» (История села Горюхина);

Когда коляска ускакала, / Жена все мужу рассказала / И подвиг графа моего / Всему соседству описала (Граф Нулин);

«Брат говорил мне о скором совершении Вашего Гомера. Это будет первый классический, европейский подвиг в нашем отечестве» (В Извещении о Гнедичевом переводе «Илиады» Гомера, «Лит. газета», 1830 г.).

Еще одно интересное по своему происхождению понятие – «пехотинец».

И.И. Дмитриев в своих мемуарах «Взгляд на мою жизнь» приписал литературную канонизацию слова пехотинец «Московскому Телеграфу» (т. е. Полевому). Он помещает его в списке нововведенных слов и сопровождает таким комментарием: «По-новому: По-старому: Пехотинец Пеший, сухопутный солдат» («Телеграф»). «Конник (там же). Ратник конный, всадник».

«Нынешние авторы, любя подслушивать, оба сии названия переняли у рекрутов» (Дмитриев, 1892, 2, Приложение к «Взгляду на мою жизнь», с. 158).

Морфологический состав слова пехотинец ясен. Это – образование с суффиксом -инец, для обозначения единичности от собирательного слова – пехота (ср. осетинец, кабард-инец и т. п. Ср. челядинец). Слово пехотинец проникает в русский литературный язык из профессиональных говоров областной народной речи, по-видимому, из солдатского диалекта, не ранее 1820–1830-х гг. Этого слова нет в словарях Академии Российской. В древнерусском языке в этом смысле употребляются термины пешьцы (пешее войско) и, реже, пешеходец. Напр. в Псковской 1-й Летописи (6831): «Немци стоять на Завеличьи, и оставивше пешьцев за полем, а Остафеи князь, с коневники поехав, удари на них» (Срезневский, 2, с. 1791–1792). Позднее слово пешец уступило место термину пеший солдат, употреблявшемуся преимущественно для обозначения сухопутного, пешего войска.

В официальном языке роды войск обозначались собирательными словами – пехота, конница, кавалерия и т. п. Потребность в обозначении отдельного лица по роду службы здесь пока не ощущалась (ср. употребление собирательных слов в индивидуализированном значении). Слово пехотинец, как литературный термин, впервые зарегистрировано в словаре 1847 г.: «Пехотинец, нца, с. м. Пеший воин» (сл. 1867–1868, 3, с. 1243). Очевидно оно было освоено литературной речью 1830–1840-х гг. под влиянием устно-бытового языка.

В пользу этого тот факт, что данное понятие весьма редко используется русскими писателями XIX столетия. Его мы находим лишь у Л.Н. Толстого: «Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки-то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец, – а то не человек, а птица сидит!» (Толстой Л.Н. Война и мир).

Весьма познавательно функционирование жаргонных милитарологизмов. В этой связи представляют интерес теоретические догадки и исторические соображения об образовании слова солдафон и слов, примыкающих к нему по структурному составу. В слове солдафон выделяются две словообразовательные части. Первая солда-(солдо-) от итальянск. soldo, немецк. soldat, русск. солдат известна с XVII в. Слово это засвидетельствовано в «Книге о ратном строении»: «Научити от последняго салдата до начальнаго человека...» (Соболевский. Русск. заимств. слова, с. 124; Смирнов, Зап. влияние, с. 278–279). Со второй частью -фон дело обстоит сложнее.

Слово солдафон, обозначающее бурбона, неотесанного, необразованного и невоспитанного, носит яркую печать экспрессии – презрения или пренебрежения. Вместе с тем это – выражение разговорно-характеристическое. Оно по своему морфологическому составу (солда- и суффикс -фон) выходит за пределы словообразовательных норм общерусского литературного языка. Это слово – жаргонное. По-видимому, оно проникло в стили разговорно-литературной речи не раньше 1830–1840-х гг. Оно не включено даже В.И. Далем в «Толковый словарь». Лишь проф. И.А. Бодуэн де Куртенэ присоединил это слово к словарной коллекции Даля: «солдафон м. бран. солдат» (1909, 4, с. 374). М.И. Михельсон привел в своем фразеологическом сборнике несколько примеров употребления этого слова и производного от него слова солдафонский (ср. солдафонство) в языке писателей сер. и 2-й пол. XIX в.: «В самих солдатах не заметно ничего солдафонского, высокомерного и отталкивающего, что не мешает им однако ж быть отличными солдатами» (Д. Григорович. Корабль Ретвизан. 7. Прогулка в St. Jean); «А этот у вас здешний исправник... настоящий солдафон, без всякого гуманного развития, топорщина» (Б. Маркович. Бездна); «Егор Егорыч тоже несколько мгновений помыслил о капитане, который, конечно, показался ему дубоватым солдафоном, но не без нравственных заложений» (А. Писемский. Масоны).

Трудно сомневаться в жаргонном происхождении этого слова. Оно сложилось в жаргоне самих военных. Здесь были в ходу суффиксы существительных -фон, глаголов -фон-и-ть. Ср. в воспоминаниях генерал-лейтенанта М.А. Маркова: «За то уж и листифонил же отрядный командир перед начальником своего штаба! Он рассыпался в разных угождениях, не жалея, исключительно только для своего милого наставника, даже гаванских сигар; это бы еще ничего: угощение – весьма позволительное задабривающее средство; но он листифонил уже вовсе не по чину; он представлял из себя нечто похожее на левретку, грациозничающую перед барынею, у которой в карманах сахар» (Русск. старина, 1890, т. 68, октябрь, с. 127).

В. Христиани считает, что слово солдафон возникло в результате контаминации солдат и Агафон и сопоставляет с этим образованием такие, как лестифоня, лестефоня, `кто льстит, берет лестью; пролазчивый искатель и митрофоня – шутливое обозначение матроса. Однако В. Христиани не обращает внимания на то, что эти слова относятся к военному жаргону. Он стремится обосновать лишь общий принцип формирования такого рода экспрессивных характеристик путем скрещивания с собственными именами. Ср. образования от филя (ласкательное к Филипп): простофиля, диалекта, мордофиля, от фаля (к Фалалей) – простак, разиня, дурак; ср. офалить, фалалеить, фаломить, матрафал – шутливо-ироническое обозначение матроса. В. Христиани даже готов вторую часть -пан в словах горлопан, шалопан, харлапан выводить из Степан. Ср. также дурафей и Тимофей, Ерофей;дурафья, кутафья, моргафья (причудливая женщина) и Агафья; области, чумазлай, басалай, (тупица) и Ермолай;дуралей и Фалалей.

Едва ли все эти соображения В. Христиани можно признать убедительными. Во второй части словосложения солда-фон правильнее видеть лично-именной суффикс жаргонной окраски (ср. фонный, задать фону и т. п.). Ср. бурбон, фанфарон и т. п.

Вопрос об экспрессивно-семантических изменениях слов и их форм в славянских языках нуждается в глубокой, всесторонней сравнительно-исторической и типологической разработке. Труды Шпитцера, Шпербера, Балли, Ульмана и др. в этой области не исчерпывают всей совокупности относящихся сюда проблем.

Среди милитарологизмов немало и глагольных форм. Рассмотрим одно из таких понятий – милитарологизм «стрелять».

Все значения глаголов стрелять – стрельнуть (добывать выпрашивая или вымогая), кроме одного, кажутся очень прозрачными. Они восходят к слову стрела как своей семантической основе. Из давнего значения – пускать стрелы – легко выводятся и значение: производить выстрелы, действовать огнестрельным оружием, и значение: убивать огнестрельным оружием (на охоте). В связи с этими значениями находится и фразеологически замкнутое образное сочетание стрелять глазами. На мифологическом представлении болезней как стрел, пострелов или прострелов основано безличное значение глагола стрелять свойственное разговорной речи: покалывать, давать о себе знать по временам мгновенной болью (стреляет в ухе, в пояснице, стреляет в голову, в ногу и т.п.).

Однако в стороне от этих значений остается жаргонно-фамильярное, широко распространенное в разных социальных стилях бытовой устной речи употребление стрелять – стрельнуть добывать клянча или вымогая. И экспрессия, и круг применения, и синтаксическое оформление этого значения (стрельнуть у кого-нибудь, что-нибудь), и даже его «внутренняя форма» не оставляют сомнения в том, что такое осмысление слова стрелять могло возникнуть где-то далеко за пределами общего литературного языка.

Употребление слов стрелять – стрельнуть – настрелять в значении `добывать (добыть) выпрашивая или вымогая, и теперь свойственное, главным образом, нелитературному просторечию, несомненно арготического происхождения. Среди слов «блатной музыки» разными исследователями и собирателями отмечен глагол стрелять со значением красть. Этому русскому арготизму соответствует немецкое воровское schiessenс тем же значением. Следовательно, внутренняя форма, лежащая в основе этого арготического употребления, интернациональна для среды декласированных. Очевидно, в этом переосмыслении глагола стрелять, обусловленном идеологией воровского арго, его «внутренними формами», отражаются общие закономерности семантического развития «блатной музыки».

Вяч. Водарским отмечены в областных говорах: «Стрелок, лка, м. – ловкий человек. Владим. Стрелять – просить милостыню (среди арестантов в тюрьме). Кубан.». Социальная атмосфера, в которой сложилось это значение слова стрелять, самый процесс, выражаемый этим словом, и типы «стрелков» ярко изображены А.И. Левитовым в рассказах «Московские нищие на поминках» и «Стрелки и стрельба». В рассказе «Московские нищие на поминках» сюда относится следующая сцена: «В это время подле самых ворот купеческого дома, где по случаю поминок оделяли нищих, столкнулись трое наших барского полета.

– Ба! Cher capitaine! Опять стреляете! – спросил молодой человек, запахиваясь разорванным пальто, с тросточкой в руке и в одних галошах.

– Как видишь, дружище, опять за стрельбу! Пока ничего не придумал нового... – отвечал капитан в вицмундире, с кокардой на фуражке и в ботинках... – Ей богу, господа, на шкалик не настрелял.

– А еще вы стрелок первого ранга! – говорил молодой человек в пальто».

Очерк А.И. Левитова «Стрелки и стрельба (Нравы московских нищих)» и раскрывает типы и нравы «стрелков», их специфические отличия от других разрядов нищих. «Московская нищая братия, по роду своей жизни и деятельности, по приемам и способу собирания милостыни – деньгами или хлебом – преимущественно разделяет себя на стрелков – нехристарадников ихрамовников, сидячек, и кусочников – христарадников. Первое и почетное место между ними занимают стрелки».

«Нигде и никогда не захочет стрелок стать наравне с кусочником-нищим, собирающим по преимуществу хлебом, и презирает его, как дармоеда, избегающего труда и без нужды нищенствующего. Происходит ли это от того, что общество стрелков более развито, нежели прочие «собиратели долгов» (как их прозвали торговцы), или оттого, что не пропало у них совсем еще чутье всей гадости обмана – просить на нужду христа-ради и потом расточать это подаяние на удовлетворение самых низких страстей и привычек, так как они за правило положили не употреблять этого выражения во время стрельбы, или происходило это от того, что по званию они большею частью отставные чиновники или военные; но судя по их деятельности скорее можно почесть их нищими-артистами, нежели просто попрошайками. Этот особенный стрелковый способ собирания денег породил и развил в них необыкновенную изобретательность, находчивость и такую сметливость, искусство выпросить у всякого встречного-поперечного, до какой разве достигают странствующие шарлатаны, никогда не устающие и ни над чем не задумывающиеся. А потому и бродят эти стрелки по Москве с утра до поздней ночи, безбоязненно надоедают нищетой всякому мало-мальски порядочно одетому обывателю и всегда обильно собирают себе на прожитие...»

Постоянно в «подпитии» стрелок «действует бойко, игриво и с геройской неустрашимостью», выдумывая тысячи небывалых несчастий. «Стрелки почти никогда не собирают в одиночку, разве только опытный, да старинный и устарелый, решится без товарища или неизменной подруги на это бесчеловечное странствование и попрошайство».

Далее А.И. Левитов изображает быт стрелков – зимний и летний, описывает их «рабочий» день, приемы стрельбы (просительные письма, шантаж, скоморошество, назойливое вымогательство, остроты). «Упившись до ясновидения, до решимости на всякий подвиг, они (стрелки) отправились в Охотный ряд, где с изумительной ловкостью принялись облипать торговцев и покупателей, лезли в глаза почти всякому проходящему, останавливали его и приставали до тех пор, пока не получали подаяния». После этого «отправились за город – в Сокольники, где, по обыкновению, приезжающие из Замоскворечья и дачные жители наслаждались в роще, на вольном воздухе, чаем. Долго еще постреливали там приятели на разные манеры: забавляли, смешили сидевших, надоедали, ругали их и пугали французскими фразами и гуляющих дам и кавалеров».

Но, как и многие слова из арго деклассированных, глагол стрелять с соответствующими видоизменениями значения распространяется в XIX веке по разным профессиональным диалектам.

Так, из нищенски-воровского арго, из арго деклассированных слова стрелок, стрелять, стрельнуть попадают в старомосковский жаргон торговцев, например книгопродавцев. В книге П.К. Симони «Книжная торговля в Москве в XVIII–XIX столетии» (Л., 1927) в рассказе об Иване Григорьивиче Кольчугине – московском букинисте 1-й пол. XIX в. – читаем: «Стрелками называются в Москве люди вольных профессий, причастные к книжному делу и часто служащие посредниками между книгопродавцами, торгующими в лавках, и продавцами и т.п. Ср. с петербургскими “племянниками”» (с. 46). Деятельность стрелков здесь изображается в таких красках: «Уже их (книготорговцев) ждут не дождутся покупатели и продавцы книг: это так называемые “стрелки”, что за минувший день наловили в домах, у татар, у барышников» (с. 46). «Был такой случай. У Ивана Григорьевича около прилавка лежали очень небрежно томы сочинений А.С. Пушкина, которые в то время ценились очень дорого. Какой-то молодой человек стащил у него эту ценность. Кольчугин всполошился, заставил стрелков во что бы то ни стало разыскать пропажу. Эти – как гончие собаки стали повсюду искать и нашли-таки» (с. 50).

Глагол стрелять, стрельнуть в жаргонном значении приблизился к литературному языку лишь во 2-й пол. XIX в. Показательно, что это значение не зарегистрировано ни одним толковым словарем русского языка до «Малого толкового словаря русского языка» П.Е. Стояна. Здесь в глаголе стрелять, между прочим, отмечалось «шутливое» значение «просить милостыню на улице, где это запрещено, боясь полиции» (Стоян П.Е. Сл., с. 593).

В «Толковом словаре» В.И. Даля проф. И.А. Бодуэном де Куртенэ помещено дополнение к статье о глаголе стрелять: «Стрелять, просить милостыни, попрошайничать, христарадничать, петербургск. уличн. (хулиганск.)» (сл. Даля 1912, 4, с. 592).

Как видим, анализ всего лишь нескольких милитарологизмов русского языка позволяет задать тон для всестороннего их изучения на занятиях русского языка в военном вузе. Милитарологизмы будут постоянно изменять свой смысл как в устной речи, так и употреблении в художественных произведениях. Одни военные слова буду жить долгое время, а другие исчезнут или потеряют свою необходимость. Наука о них занимается рассмотрением понятий военного лексикона и делением их по частям в зависимости от построения слова, а также употребления их авторами в различные периоды времени.

Заключение

Милитарологизмы еще не раз изменять свой смыс как в устной речи так и при написании ценных бумаг, учебниках, произведениях.

Одни военные слова будут жить долгое время, а другие исчезнут или потеряют свою необходимость. Милитарологизмы представляют собой собрание военных слов, заменить которые сейчас почти не возможно простой речу.

Наука военных слов занимается рассмотрением милитарологизмов и делением их по частям зависимо от построения слова. А также их в разные периоды времени широко использовали известные писатели в своих трудах.

Каждое военное слово имеет свой колоссальный смысл и помогает специальным профессия лучше друг друга понимать, ни какие другие слова не смогли бы выразить то значение, которое придают нам милитарологизмы.

В наше время уже трудно обозначить границы понятия милитарологизмы , так как сфера их функционирования очень широка, и многие общеупотребительные термины приобретают в ней особое, более узкое значение.

Обозначить границы понятия милитарологизмы очень сложно, так как сфера их функционирования очень широка, и многие общеупотребительные термины приобретают в ней особое, более узкое значение.

В работах современных исследователей поднимаются также частные вопросы милитарологизации языка: процесс заимствования, освоение европеизмов русским языком, их этимология и семантика.

Таким образом, трудно уже представить жизнь без употребления милитарологизмов, военные слова не тока вносят ясность в нашу речь но и помогают определенным профессиям лучше друг друга понять

ЛИТЕРАТУРА

1. Виноградов В.В. Русский язык. Грамматическое учение о слове [Текст]: В.В. Виноградов. – М., 1947.

2. Глушко М.М. Функциональный стиль общественного языка и методы его исследования [Текст]: М.М. Глушко. – М., 1974. – 132 с.

3. Гринев С.В. Введение в терминоведение [Текст]: С.В. Гринев. – М.: Московский лицей, 1993. – 309 с.

4. Левковская К.А. Теория слова, принципы ее построения, аспекты изучения лексического материала [Текст]: К.А. Левковская. – М.: Просвещение, 1962.

5. Моисеев А.И. О языковой природе термина [Текст] / А.И. Моисеев // Лингвистические проблемы научно-технической терминологии. – М., 1970.

6. Нелюбин Л.Л. Учебник военного перевода. Английский язык [Текст]: Л.Л. Нелюбин, А.А. Дормидонтов, А.А. Васильченко. – М.: Воениздат, 1981. – 379 с.

7. Овчаренко В.М. Термины, аналитическое наименование и номинативное определение [Текст] / В.М. Овчаренко // Современные проблемы терминологии в науке и технике. – М., 1969.

8. Ожегов С.И. Словарь русского языка / Под ред. Н.Ю. Шведовой [Текст]. – М.: Рус. яз., 1990. – 921 с.

9. Реформатский А.А. Что такое термин и терминология [Текст] / А.А. Реформатский // Вопросы терминологии. – М., 1961.

10. Сороколетов Ф.П. История военной лексики в русском языке (XI–XVII вв.). – М., 1970. – 384 с.

11. Стрелковский Г.М. Теория и практика военного перевода: Немецкий язык [Текст]: Г.М. Стрелковский. – М.: Воениздат, 1979. – 272 с.

12. Судзиловский Г.А. Не в ногу (военный юмор) [Текст] / Г.А. Судзиловский. – Выпуск 19. – М.: Воениздат, 1979. – 165 с.

13. Уланов А.В. Формирование и функционирование военной лексики в русском языке XVII–XVIII веков (на материале столичной и региональной деловой письменности) [Текст]: Автореф. дис. … канд. филол. наук: 10.02.01. – Омск, 2008.

14. Шевчук В.Н. Военно-терминологическая система в статистике и динамике [Текст]: В.Н. Шевчук. – М., 1985. – 94 с.

Код для цитирования: Скопировать