VI Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2014

В последнее время в России происходят реформы и попытки построения гражданского общества, формирование правового государства, активная включенность России в международные процессы, с одной стороны, обу­словливают формирование новой системы ценностей, а, с другой стороны, необходимость кардинального преобразования различных институтов право­вой системы и, в первую очередь, уголовно-процессуального законодатель­ства. Такие преобразования в сфере уголовного судопроизводства должны соответствовать Конституции РФ (согласно которой человек, его права и свободы являются высшей ценностью), мировым стандартам в сфере защиты прав личности, наконец, должны иметь фундаментальную аксиологическую основу, обеспечивающую эффективность уголовно-процессуального регули­рования.

Закрепление в законе демократических норм далеко не всегда гарантирует демократичность соответствующего уголовного процесса. Данный парадокс хорошо известен истории России. В действовавшем ранее УПК РСФСР 1960 г. был закреплен целый ряд демократических принципов, наличие которых должно было бы свидетельствовать о демократичности существовавшего в тот период уголовного судопроизводства. Однако излишне напоминать то, что существовавший тогда процесс был далеко не демократичен.

При анализе системы уголовного процесса советского периода вполне очевидным становится то, что основной причиной его двойственности является наличие провозглашенных и подразумеваемых ценностей. То есть провозглашаются ценности демократического государства, а подразумеваются ценности инквизиционного процесса, свойственные феодальной монархии. Привычка к этому сохраняется, к сожалению, и в настоящее время, свидетельством чему является непохожесть провозглашенного уголовного процесса на тот, который практикуют конкретные правоприменители на местах. Провозглашенная модель уголовного процесса вполне демократична и вполне заслуживает одобрения, но ее демократические черты и преимущества достаточно плохо отображаются в повседневной деятельности правоохранительных органов. Складывается впечатление, что созданы и существуют две реальности: одна – виртуальная, созданная предписаниями закона, а другая – существующая в практике правоохранительных органов, которая независима от первой и не имеет ее достоинств.

Названная двойственность отображается прежде всего на ценностях уголовного процесса соответствующего периода развития России. Так, признанной ценностью ранее действовавшего уголовного процесса в советский период развития государства была истина. Ее поиск определял в уголовном процессе все. Это был тот стержень, вокруг которого вращалась вся судебная система и все правоохранительные органы, вовлекаемые в уголовное судопроизводство. Примечательно при этом то, что данная ценность в уголовно-процессуальном законодательстве не провозглашалась в качестве принципа. Хотя и в учебниках уголовного процесса, и в монографиях истина провозглашалась чуть ли не краеугольным принципом, на котором строилась вся система уголовного судопроизводства того периода.

Более того, с течением времени они начинают восприниматься так, будто бы такое закрепление в законе имелось. Именно это в настоящее время наблюдается по отношению к истине. Данная ценность неписаного уголовно-процессуального права советского периода воспринимается в настоящее время так, будто она была закреплена в качестве принципа в действовавшем ранее уголовно-процессуальном законодательстве. Однако этого, как было сказано выше, не было. В связи с этим требование ввести понятие истины в качестве принципа или просто иное положение, раскрывающее это понятие, в уголовно-процессуальное законодательство представляется излишним. При этом никто не оспаривает гносеологического значения понятия истины для уголовного процесса, и в частности для процесса доказывания. Но такое признание вовсе не предполагает, что этого достаточно для включения данного понятия в какую-либо норму закона. Ведь никто не отрицает необходимость процесса мышления для вынесения решений по конкретному уголовному делу, но это ведь не означает, что необходимо закрепить в нормах уголовно-процессуального права понятие «процесс мышления». Абсолютизация истины как ценности уголовного процесса, которую может повлечь за собой закрепление его в законе, может привести к нежелательным для уголовного процесса последствиям, когда поиск истины во что бы то ни стало может стать причиной негативных явлений (в частности, обвинительного уклона).

В определении истины как цели уголовного процесса скрыта некоторая ущербность, состоящая в том, что на вопрос о том, для чего необходимо проводить все сложные процедуры, которые предусмотрены Законом, следует ответ, что это нужно для того, чтобы установить истину. Но ведь вполне очевидно, что это не так. Само установление истины является лишь промежуточным этапом, который предполагает еще один шаг - вынесение решения. То есть истина – это не цель, а лишь основание для вынесения отдельных, далеко не всех, решений в уголовном процессе. Целью все же является решение, которое должно быть справедливым, что следует из ст. 297 УПК РФ, где в ч. 1 сказано: «Приговор суда должен быть законным, обоснованным и справедливым». Следовательно, справедливость – это то, что законодатель ожидает от приговора, это та цель, на достижение которой он ориентирует участников уголовного судопроизводства. При этом справедливость не отрицает истины, поскольку предполагает, что в целом ряде случаев, правда, не во всех, достижение справедливости возможно через посредство достижения истины. Однако, как это уже неоднократно говорилось, истина – это далеко не единственный путь, посредством которого может быть достигнута справедливость. Так, в соответствии со ст. 25 УПК РФ: «Суд, а также следователь с согласия руководителя следственного органа или дознаватель с согласия прокурора вправе на основании заявления потерпевшего или его законного представителя прекратить уголовное дело в отношении лица, подозреваемого или обвиняемого в совершении преступления небольшой или средней тяжести, в случаях, предусмотренных статьей 76 Уголовного кодекса Российской Федерации, если это лицо примирилось с потерпевшим и загладило причиненный ему вред». То есть вполне очевидно, что какая-либо истина в этом случае не устанавливается, тем не менее справедливость достигается. Истина может остаться неустановленной и в случае вынесения оправдательного приговора, поскольку оправдательный приговор постанавливается тогда, когда виновность лица не доказана, в том числе и потому, что у судей остались неустранимые сомнения в виновности лица. То есть если считать, что справедливость приговора – это цель, которая ставится перед всей системой правосудия, то истина – это лишь этап в достижении этой цели, который в отдельных случаях может оказаться излишним.

Вполне очевидно то, что само по себе обладание истиной может и не стать основой вынесения справедливого приговора или какого-либо иного процессуального решения. К сожалению, такая практика имеется, и состоит она в том, что «неудобная» истина попросту игнорируется в случаях злоупотреблений со стороны отдельных должностных лиц, наделенных властными процессуальными полномочиями.

Следовательно, не установление истины, а вынесение справедливого приговора или иного процессуального решения должно быть ценностью для современного, демократического уголовного процесса. Сама по себе истина не может гарантировать прав и свобод гражданина, а вот справедливое решение само по себе уже предполагает то, что права и свободы соблюдены, а также учтены законные интересы. По этой причине акцент в определении ценностей действующего уголовного процесса должен ставиться именно на справедливости как одном из критериев, который предъявляется к выносимым судом приговорам.