ИЗОБРАЖЕНИЕ ВОЙНЫ В ПРОЗЕ Б. МОМЫШУЛЫ И К. ВОРОБЬЁВА («ЗА НАМИ МОСКВА» И «УБИТЫ ПОД МОСКВОЙ») - Студенческий научный форум

VI Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2014

ИЗОБРАЖЕНИЕ ВОЙНЫ В ПРОЗЕ Б. МОМЫШУЛЫ И К. ВОРОБЬЁВА («ЗА НАМИ МОСКВА» И «УБИТЫ ПОД МОСКВОЙ»)

Сарсебаева А.Ж. 1, Салихарова Н.А. 1
1Центрально-Азиатский университет. Алматы.
 Комментарии
Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF

Изображение войны в художественной прозе включает в себя много моментов: изображение батальонных сцен; поведение командиров и солдат перед боем, во время боя и после боя; изображение раненых и убитых; поведение людей гражданских (женщин, детей, стариков); изображение врага. Каждый писатель изображает отдельные эпизоды войны и представляет их со своей точки зрения.

Описание событий (битвы под Москвой) даётся в книге Б. Момышулы в виде отдельных эпизодов, как хроника реальных военных действий. Фрагменты, отделённые интервалами, объединены по тематическому принципу в отдельные главы, которым даны названия. Всего в книге двадцать шесть глав, и открывается она эпиграфом, в котором автор указывает на документализм своего произведения.

В основу повести К. Воробьева «Убиты под Москвой» тоже легли личные впечатления и переживания автора во время боев под Москвой. Российского писателя-фронтовика Константина Дмитриевича Воробьёва (1919 – 1975 гг.) уже нет в живых, он на девять лет моложе казахстанского писателя, но ушёл из жизни раньше. Обратим внимание на сходство в экспозиции и завязкедвух произведений. Оба писателя представляют сходные сцены коллективного портрета строя солдат.

Б. Момыш-улы «За нами Москва»

К. Воробьёва «Убиты под Москвой»

«Батальон в строевом ритме шагает по улице просыпающегося города.

Я оборачиваюсь: идут стройные колонны, по четыре в ряд, рота за ротой. Нас – шестьсот. Между колоннами, запряженные по два, по четыре, цокая копытами по мостовой, тридцать шесть пар коней тянут орудия, зарядные ящики, двуколки, повозки. Строй замыкает широкая санитарная линейка с облепленной грязью эмблемой Красного Креста на ящике. Загорелые, сосредоточенные, с воспаленными от бессонницы глазами, потемневшими от пыли бровями, обветренными лицами, с потрескавшимися губами и поросшими жесткой щетиной щеками идут люди в строю. На плечах – русские винтовки. Серые от утреннего мороза штыки лесом колышутся над колонной. Шаги не дробят, а тяжело, равномерно отчеканивают по мостовой.

Кажется, под тяжестью строевых шагов прогибается улица, качаются дома... Идут сурово. Идут здорово» [2, с.11].

«Учебная рота кремлёвских курсантов шла на фронт. Натужно воя, невысоко и кучно над колонной то и дело появлялись «юнкерсы». Тогда рота согласно приникала к раздетой ноябрем земле, и все падали лицом вниз, но всё же кто-то непременно видел, что смерть пролетала мимо, и извещалось об этом каждый раз по-мальчишески звонко и почти радостно. Рота рассыпалась и падала по команде капитана – четкой и торжественно-напряженной, как на параде» [1, с.5].

«Рота шла вторые сутки, минуя дороги и обходя притаившиеся селения. Впереди – и уже недалеко – должен быть фронт. Он рисовался курсантам зримым и величественным сооружением из железобетона, огня и человеческой плоти, и они шли не к нему, а в него, чтобы заселить и оживить один из временно примолкших бастионов...» [3, с.6].

В обоих описаниях перед нами коллективный портрет, но эмоциональная тональность двух эпизодов различна. Мажорные ноты оптимизма в описании Б. Момышулы обусловлены выводом из окружения батальона со всей техникой и без потерь. Чувствуется уверенность командира, опытного и знающего военную науку, не раз участвовавшего в сражениях, которая передаётся батальону. Дисциплина, порядок и беспрекословное выполнение приказов, даже при отступлении, являются гарантом сохранения жизни и боеспособности батальона. Мы видим взрослых, опытных бойцов, не раз побывавших в боях, смертельно уставших, но идущих стройными колоннами, тяжело, равномерно отчеканивающих шаги. «Идут сурово. Идут здорово» [4, с.11]. Даже не видя этой колонны, чувствуется мощь и сила воинов. Оба писателя, участники боевых операций, подмечают, что в бою строй разрушается, и каждый боец как бы предоставлен самому себе и оказывается один на один со смертью. Автор-рассказчик в произведении «За нами Москва» любит и знает человека-солдата и дает точные и конкретные наблюдения над внешним поведением человека на войне. В повести К. Воробьева молодой необстрелянный лейтенант, командующий взводом, открывает эту истину о поведении человека на войне для себя впервые: «Он все еще пытался командовать или хотя бы собрать вокруг себя несколько человек, но его никто не слушал: взводы перемешались, все что-то кричали, прыгали через плетни и изгороди, стреляли, падали и снова вставали. Он тоже бежал, стрелял, падал и поднимался, и каждая секунда времени разрасталась для него в огромный период, вслед за которым вот-вот должно наступить что-то небывало страшное и таинственное, непосильное разуму человека» [5, с.40].

В повести К. Воробьёва рота гибнет. Капитан Рюмин получил приказ отступать, но не поверил связному. «Рюмин видел, что связной говорит правду, – он был в штабе ополченского полка, но выполнять устный приказ неизвестного майора не мог» [5, с.32]. Он принимает решение оставаться на месте и позже понимает, что они в окружении. Решив отступать, он приказывает оставить раненых, обещая, что за ними приедет другая часть [5, с.34]. Трагизм судьбы солдат в повести К. Воробьёва объясняется недостойным поведением капитана, который не послушался приказа отступить. Молодой лейтенант Алексей принимает командование оставшимися бойцами. После смерти своего командира, в которого он безоговорочно верил, в мыслях и чувствах Алексея совершается переворот. Именно такое изображение драматических моментов войны, её реальное обличье обусловило критику военной прозы К. Воробьёва и задержку публикации повестей писателя. К. Воробьёв уделяет больше внимания описанию внутренних переживаний человека. Прежде всего, это относится к главному герою. При изображении Алексея велико значение передачи не столько внешнего его облика, сколько внутренних переживаний, сочетание в них противоречивых состояний: страха, отчаяния, долга. Можно утверждать, что в поэтике военной прозы К. Воробьёва возрождаются толстовские традиции изображения человека на войне. Правда войны, представленная Л. Толстым в «Севастопольских рассказах» и «Войне и мире», требовала от писателя искренности и отсутствия тенденциозности. К. Воробьёв показывает один из эпизодов, в котором инстинкт самосохранения и страх смерти вдруг преодолеваются человеком во имя исполнения долга. Если Б. Момышулы больше внимание уделяет описанию «человека внешнего» (он писатель-экстраверт), то К. Воробьева как писателя-интроверта занимает проблема воссоздания «человека внутреннего». Сравним описания поведения героев во время танковой атаки в произведениях двух писателей. К. Воробьёв сосредоточен на описании состояния внутренней сосредоточенности героя и его психологическом портрете. Несмотря на разность художественной поэтики изображений войны, ценность двух этих произведений в том, что они написаны очевидцами сражений. О том, что лучшие произведения о войне написаны участниками войны, пишетв своей статье Г. Рамазашвили: «Уже сейчас можно утверждать, что послевоенное поколение ничего схожего по уровню достоверности и напряжения создать не смогут, так как они лишены фактической базы» [5, с.122].

Литература:

  1. Казахстан. Национальная энциклопедия. Т.1. – Алматы: Қазақ энциклопедиясы 2004.

  2. Козлова О.И. К.Д. Воробьёв // Русские писатели. ХХ век. Биобиблиографический словарь. Ч. 1. – М.: Просвещение 1998.

  3. Баурджан Момыш-улы. За нами Москва. Избранное в 2-х т. Т.1. – Алма-Ата: Жазушы 1980.

  4. Воробьёв К. Убиты под Москвой, «Это мы, Господи!..». – М.: Художественная литература 1987.

  5. Рамазашвили Г. Военная литература без права на документализм // Вопросы литературы – 2005. №3.

Просмотров работы: 1595