Структуру литературного произведения во многом определяет модель психологизма. «Психологизм – это индивидуализированное воспроизведение переживаний в их взаимосвязи, динамике и неповторимости» [9, с. 211]. «Литературный психологизм начинается с несовпадения, с непредвиденности поведения героя» [3, с. 300]. Упрочнение освоения и изображения внутреннего мира персонажа в литературе было обусловлено «пристальным интересом писателей к «неоднозначности» обыкновенного, «негероического характера», а также с доверием авторов к читательской способности самостоятельного нравственного суждения» [9, с. 211].
Все приемы воспроизведения внутреннего мира сводятся к трем основным формам психологизма [4]. Под первой – прямой формой психологического изображения – подразумевается непосредственное воссоздание процессов внутренней жизни человека. Косвенная форма психологизма – изображение внутреннего мира героя через внешние симптомы психологического состояния (особенности поведения, речи, мимики, внешности героя).
«Диапазон словесно-художественных средств, позволяющих впрямую запечатлеть внутренний мир человека, весьма широк» [9, с. 212-213]. Здесь и традиционные суммирующие обозначения того, что испытывает герой, что творится в его душе. Суммарно-обозначающая форма наряду с высказываниями персонажей предполагает речь повествователя, его комментарии к репликам, поступкам, при этом раскрываются истинные мотивы поведения героя.
Малая проза М. А. Осоргина отнюдь не психологическая [2]. Это объясняется литературными традициями конца XIX – начала XX вв., в это время «делались попытки избавиться от психологического обобщения» [3, с. 244]. По этой причине в произведениях прозаика часто встречается суммарно-обозначающая форма психологизма.
В концепции психологизма В. П. Белянина выделяется ряд типов текстов, каждый из которых представляет собой опосредованный продукт порождения определенной акцентуации [1]. В соответствии с данной концепцией рассказы М. А. Осоргина, если взглянуть на элементы косвенного психологизма, относятся к «светлым» текстам. Их содержание сводится к мысли: «Все живое уникально, неповторимо и самоценно». Такие тексты описывают мир возвышенных идей и поступков, простых «обыкновенных» героев. Однако цель нашего исследования, изучить суммарно-обозначающий вид психологизма и определить тип акцентуации текстов.
Главным героем рассказа «Егошиха» является мальчик Вася пяти лет. «Худенький мальчик Вася, в синей с горошинами рубашке, подпоясанный белым шнурочком . Белокурые волосы стрижены в кружок. Лоб папин, глаза мамины, нос пока свой собственный, не очень значительный, но забавный» [6, с. 234]. Осоргин, рисуя портрет своего героя, говорит о том, что мальчик не одинок, он знает любовь и заботу близких. «Вася предпринял огромное путешествие: из дому, через огород, по склону холма, вниз по тропинке – к речке Егошихе по смородину. С пригорка Вася спускался осторожно и молча. Иногда приседал на корточки и питался ароматом полевой клубники » [там же]. Важным психическим новообразованием данного возраста является умение планировать действия и воплощать свой замысел. На своем пути Вася неожиданно встречает беглого арестанта, «рваного, усталого, обросшего волосами». При описании поведения своих героев автор использует прием противопоставления, но объединяющее начало их кроется в эмоциях, переживаниях персонажей. «Удивление порождается резким изменением стимуляции. Внешней причиной для удивления служит внезапное, неожиданное событие. Удивление недолговечно, но еще более важную роль играет то обстоятельство, что в миг удивления наш разум как будто становится пустым, все мыслительные процессы словно приостанавливаются» [5, с. 138]. «Только одну минуту смотрели друг на друга . Маленький – и большой; беленький – и черный; чистенький – и весь грязный и засаленный» [6, с. 235]. М. А. Осоргин передает переживание удивления паузой, графически выраженной тире и временной репликой «только одну минуту» для усиления семантического контраста, для создания особого интонационного жеста в наивысшей точке напряжения произведения. Человек переживает страх в самых разных ситуациях, но все эти ситуации имеют одну общую черту. «Они ощущаются, воспринимаются человеком как ситуации, в которых под угрозу поставлено его спокойствие и безопасность» [5, с. 209]. И арестант, и Вася испытывают неимоверно сильный страх. Страх «может заставить броситься наутек, прочь от опасности» [5, с. 210]. Автор детально описывает действия героев: «И только Вася приготовился бежать, – как варнак, сгорбившись, тоже повернул оглобли, сжался, принизился и побежал к лесу. Бежал варнак широкими скачками . Вася же бежал, помогая себе руками, плотно топая ножками по тропинке замерев от страха» [6, с. 235]. Суммарно-обозначающий вид психологизма помогает точно понять эмоции, переживаемые героями в моменты глубоких душевных переживаний. Страх складывается из определенных и вполне специфических физиологических изменений, экспрессивного поведения и переживания. Пережив такие потрясения, человек ищет с кем поделиться ими: «Вася рассказал маме, подробно, захлебываясь от ужаса и восторга: такое пережил! Варнак свое проклятье поведал елке, пихте и зверью » [6, с. 236]. Сложность переживаний очевидна. Маленький мальчик, мечтающий об отце, почувствовал что-то родственное во взгляде сильного мужчины, отсюда и восторг, с которым рассказывал он свою историю. Интенсивное переживание страха запоминается надолго [5]. «Вася вырос, – и все было больше мыслей, странных и путанных, и хватило их ему на всю жизнь» [6, с. 238]. И для каторжника эта встреча не прошла бесследно, он тоже еще долго вспоминал Васю.
Герои рассказов М. А. Осоргина совершенно естественны, их эмоции, переживания просты и обыкновенны. В своих произведениях автор «бросает вызов» миру пошлости, противопоставляя духовную красоту и чистоту ребенка представлениям взрослых [2].
Героиня рассказа «Катенька» «особенная». Катенька «красивой не была, но была лучше, чем красивой: миловидной, тоненькой, нежной» [6, с. 280]. Именно такой она предстает в начале повествования, в финале – она «полнее», «солиднее» [6, с. 284]. Рассказ открывается беспокойным, тревожным сном: «Нужно отыскать переулок и дом в очень знакомом городе . И вот я иду сначала спокойно, потом с легким сомнением, а к концу бегу, волнуясь и с растущей уверенностью, что ни улицы, ни знакомого дома мне не найти» [6, с. 279]. Сложная гамма чувств делает образ живым. Читатель становится настоящим соучастником произведения: он вспоминает первое трепетное чувство, в котором, как и в рассказе, смешивается радость, страх разочарования, желание сделать счастливым весь мир. Рассказчиком овладевает чувство тревоги, страха перед разочарованием, неудачей. Что если он не найдет того, что искал: « в этом домике теплее и ласковее, чем во всех других домах и во всех городах» [там же]. «Просыпаясь с большой тоской», герой вспоминает о молодости, о несбывшейся любви, о Катеньке. Он признается, что «когда стал писать рассказы и думать, что такое любовь, – вот тогда впервые пришло в голову, что Катенька его, кажется, любила, да и он, пожалуй, любил ее, только, по мальчишеству своему, не понимал этого» [6, с. 281]. Встретившись через двадцать лет, рассказчику и Катеньке трудно скрыть волнение и смущение: «Как трудно рассказывать, боюсь – не выйдет. Когда люди так встречаются – смотрят пристально, улыбаются, сразу разговориться трудно» [6, с. 283-284]. Эмоция смущения сопровождается минимальными мимическими проявлениями, прочие экспрессивные характеристики плохо поддаются объективному измерению, но каждый уверенно отличает эту эмоцию от других [5, с. 234]. В своих рассказах Осоргин откровенен с читателем, он с помощью суммарно-обозначающего психологизма «погружает» нас в мир духовных переживаний и исканий персонажей.
Герой рассказа «Мечтатель» мальчик Жак: «Жаку девять лет, он худ, остроглаз и мечтателен» [7, с. 423]. Школьник часто ходит один, он «медлительнее всех, но не по характеру», он мечтает [там же]. Дети данного возраста в силу возрастных особенностей психики хотят быть менее зависимыми от своей семьи, поэтому в это время для них важно иметь друзей. Если ребенок по каким-то причинам остается в одиночестве, он начинает жить вымышленным миром, начинает мечтать. Автор передает внутреннее напряжение мальчика, случаи героической борьбы с вымышленными животными особой интонацией повествования, синтаксически это выражается обилием однородных членов предложения и запятых: «Жак переживает случай героической борьбы с тремя тысячами собак, львов, слонов и крокодилов. Его осаждают со всех сторон, и приходится, ловко поворачиваясь, раздавать тумаков направо и налево» [там же]. Герой совершенно одинок, автор ничего не говорит о родителях мальчика. Каждый день он ходит в школу, преодолевая опасные выдуманные препятствия. Жаку очень хочется посетить бродячий цирк, ради этого он даже готов «стать прилежнее и не опаздывать к завтраку» [7, с. 426]. «А в цирк его не поведут: и не заслужил, и у матери нет денег. Жаку до слез обидно!» [там же]. Мальчик вспоминает рассказы своих сверстников, побывавших на представлении, и не замечает, что «стоит посреди шоссе и грустно смотрит вдаль», надеясь, что «когда-нибудь придет время, и он сам все это увидит» [там же]. Психологическое состояние Жака крайне удручающее «обидно до слёз», «грустно», а ведь детство, как говорил Л. Н. Толстой, «счастливая пора». Взрослые люди должны сделать так, чтобы не было места в жизни детскому отчаянию, а все мечты становились реальностью. Именно к этому призывают русские классики (Ф. М. Достоевский, Л. Н. Толстой, И. А. Гончаров). В ХХ веке всё кардинально меняется, изменяются приоритеты: власть в руках капитала, и он «требует» человеческих жертв. Жака сбивает грузовик, его «уже нет» [там же], так же как и нет в современном мире места мечте, естественности, все прекрасное и чистое рождается здесь, чтобы погибнуть.
Одно и то же психологическое состояние можно воспроизвести с помощью разных форм психологического изображения. М. А. Осоргин в своих произведениях использует косвенный и суммарно-обозначающий виды психологизма, чтобы более точно раскрыть истинные мотивы поведения своих героев. Показывая особый индивидуальный ракурс внешнего и внутреннего миров, отраженный в художественных текстах, автор облачает в слова собственную картину мира, обладающую определенными типологическими характеристиками. Как ни странно, но, в отличие от косвенного вида психологического изображения, основой суммарно-обозначающего становятся авторские определения эмоций: «уверенность», «радость», «тоска», «спокойствие», «сомнение», «обида», «страх». Исходя из анализа суммарно-обозначающего вида психологизма, можно сделать вывод: ведущей в произведениях М. А. Осоргина является «светло-тёмная» эмоционально-смысловая доминанта, в которой «соседствуют» нескончаемый оптимизм, вера в человека и мрачная действительность.
Список литературы:
Белянин В. П. Психологическое литературоведение. Текст как отражение внутренних миров автора и читателя: Монография. – М.: Генезис, 2006. – 320 с.
Божкова Г. Н., Нуриева Д. Р. Виды психологического анализа в рассказах М. А. Осоргина // Альманах современной науки и образования. – Тамбов: Грамота, 2013. – №4. – с. 135-137.
Гинзбург Л. Я. О психологической прозе. – М.: INTRADA, 1999. – 413 с.
Есин А. Б. Принципы и приёмы анализа литературного произведения: учеб пособие – М.: Флинта: Наука, 2010 – 246 с.
Изард К. Э. Психология эмоций. Перев. с англ. – СПб.: Издательство «Питер», 2000. – 464 с.
Осоргин М. А. Заметки старого книгоеда. Воспоминания / Сост., примеч. О. Ю. Авдеевой. – М.: НПК «Интелвак», 2007. – 800 с.
Осоргин М. А. Собрание сочинений в 6 томах. Том 3: Свидетель истории (роман). Книга о концах (роман). Рассказы. – М.: Московский рабочий; Интервалк, 1999. – 542 с.
Теплов Б. М. Заметки психолога при чтении художественной литературы / Теплов Б. М. Избр. Труды: в 2-х тт. – М.: Просвещение, 1985. – 328 с.
Хализев В. Е. Теория литературы: Учебник / В. Е. Хализев. – 3-е изд., испр. и доп. – М.: Высш. шк., 2002. – 473 с.