IV Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2012

            Положения современного уголовного и уголовно-процессуаль­ного законодательства ставят под сомнение целесообразность ис­пользования понятия «согласие потерпевшего». Оно представляется недостаточно корректным и вызывает у ученых оправданные сомне­ния ввиду указания на потерпевшего как субъекта согласия.

                В частности, А.Н. Красиков замечает: «Согласие потерпевшего есть выражение свободного волеизъявления лица на нарушение сво­их благ или поставления их в опасность (риск) как способ достиже­ния личного интереса, с одной стороны, а, с другой - поведение третьего лица в рамках этого согласия... Однако при таком понима­нии потерпевшего в уголовно-правовом смысле нетрудно заметить, что к числу потерпевших относятся лица, не пострадавшие от преступления, поскольку их согласие на причинение им определенного вреда является при определенных условиях обстоятельством, исключающим преступ­ность совершенного в отношении них деяния... Следует также отметить, что наименование лица, потерпевшего не от преступления, а от право­мерного деяния и даже деяния, совершенного благодаря высокому чувст­ву гражданственности, как это имеет место с донорами, трудно сочетает­ся с представлениями о потерпевшем, сложившимися в обыденном соз­нании»[1]. Изначально высказываясь за необходимость пересмотра понятия «потерпевший» применительно к случаям выражения согла­сия лица на причинение вреда его интересам, автор далее отмечает: «Тем не менее вряд ли есть смысл заменять такого «потерпевшего» каким-либо иным понятием»[2].

            Последнее утверждение вызывает некоторые возражения. Автор, предлагая сохранить традиционно используемый термин применительно к лицам, дающим согласие на причинение им вреда, вопрос об уголов­но-правовом понятии «потерпевший» рассматривает как решенный. Между тем уголовный закон прямо не указывает на фигуру потерпевше­го и не определяет его признаков.

            Материальное понятие «потерпевший» подменяется уголов­но-процессуальными категориями, поскольку именно в УПК РФ со­держится легальное определение потерпевшего. В соответствии со ст. 42 УПК РФ потерпевшим признается «физическое лицо, которому преступлением причинен физический, имущественный, моральный вред, а также юридическое лицо в случае причинения преступлением вреда его имуществу или деловой репутации. Решение о признании по­терпевшим оформляется постановлением дознавателя, следователя, про­курора и суда». Следует отметить непоследовательность законодателя в определении процессуального статуса потерпевшего. В ст. 42 его возник­новение связывается с вынесением соответствующего постановления дознавателя, следователя, прокурора или суда, а в ст. 20 того же закона за­крепляется право потерпевшего на обращение с заявлением о возбужде­нии уголовного преследования по делам частного и частно-публичного обвинения. Рискнем предположить, что в ст. 20 УПК РФ проявляет себя не процессуальная, а материальная природа потерпевшего, однако для определения уголовно-правового статуса последнего такой констатации явно недостаточно.

            Наука, традиционно разграничивая уголовно-правовую и процессуальную категорию «потерпевший», до настоящего времени не определилась с тем, какое из понятий предпочтительнее ис­пользовать в законе и практике и стоит ли вообще развивать их конкуренцию.

         Отсутствие единства мнений на теоретическом уровне неизбеж­но отражается на законотворческой деятельности.

            Наблюдается, на наш взгляд, абсурдная ситуация. УК игнориру­ет фигуру потерпевшего, а УПК РФ указывает на некоторые матери­альные признаки этого понятия, хотя по логике вещей процессуаль­ная фигура потерпевшего производна от его материально-правового статуса.

                Многие ученые оправдывают позицию законодателя, заявляя, что «вопрос, причинен ли преступлением вред определенному лицу, суд решает при постановлении приговора. Утвердительный ответ на этот вопрос и означает признание лица потерпевшим в материаль­но-правовом смысле данного понятия... Таким образом, если при­знание потерпевшим в материальном смысле является некоторым этапом доказывания и имеет место, когда факт причинения вреда данному лицу доказан достоверно, признание потерпевшим в про­цессуальном смысле является одной из предпосылок участия данно­го лица в доказывании и имеет место при наличии оснований пред­полагать причинение преступлением вреда этому лицу»[3].

                Данная позиция представляется нам неприемлемой по нескольким причинам.

            Во-первых, авторы допускают некоторое смешение уголов­но-правовых и уголовно-процессуальных понятий, называя при­знание существования потерпевшего в материальном смысле эта­пом процессуального доказывания. Объективное наличие потер­певшего нельзя поставить в зависимость от того, удастся ли в суде доказать причинение вреда, равно как и нельзя определить его со­бытием, следующим за моментом фактического возникновения фигуры потерпевшего.

            Во-вторых, при постановлении приговора суд разрешает вопрос не о том, был ли причинен вред определенному лицу, а о том, совер­шил ли рассматриваемое преступление обвиняемый. В противном случае лицо признавалось бы потерпевшим только после вынесения приговора суда.

            Не бесспорна также точка зрения П.С. Дагеля, который, призна­вая понятие «потерпевший» общим для уголовного и уголовно-про­цессуального права, исходит из того, что «первое предложение в со­ответствующей статье уголовно-процессуального законодательства дает именно материально-правовое понятие «потерпевший», а вто­рое предложение определяет, при каких условиях потерпевший ста­новится участником уголовного процесса, приобретает процессуаль­ные права и обязанности»[4].

            Рассматривая данную законодательную конструкцию как наиболее приемлемую, автор не учитывает, что нормы УПК призваны регулиро­вать уголовно-процессуальные отношения и не должны определять по­нятия и категории материального права, которые стержнем пронизыва­ют уголовный закон, но не находят в нем легального определения.

                Констатируя тот факт, что УПК РФ указывает на некоторые ма­териальные признаки потерпевшего, существующее положение ве­щей нельзя признать итогом закономерных и обоснованных дейст­вий законодателя.

            Думается, норма ч. 1 ст. 42 УПК РФ была призвана заполнить брешь в категориальном аппарате российского законодательства. В соответствии с требованиями законодательной техники, призна­ние уголовно-процессуальной фигуры потерпевшего и наделение ее соответствующими полномочиями должно основываться на сущест­вовании потерпевшего в уголовно-правовом смысле. Однако отсут­ствие законодательно определенных материальных признаков потерпевшего не позволяло формулировать процессуальные положе­ния, производные от материального статуса. Наиболее доступным и легким способом разрешения возникшего противоречия законода­тель посчитал введение в УПК уголовно-правового понятия потер­певшего и формулирование на его основе процессуального статуса последнего.

            Несмотря на отсутствие в уголовном законе определения потер­певшего, на теоретическом уровне это понятие рассматривается дос­таточно полно.

            На это обстоятельство делают акцент те исследователи, которые не признают вредом все то, что охватывалось согласием лица[5]. С данной точкой зрения сложно согласиться.

            Под «вредом» в русском языке обычно понимается «порча, ущерб»[6]; «последствия всякого повреждения, порчи, убытка, нару­шение прав личности или собственности, законное и незаконное»[7]; «неблагоприятные изменения в охраняемом законом благе»[8], «вся­кое умаление охраняемого законом материального и нематериально­го блага»[9]. Как справедливо отмечает Г.П. Новоселов, вред - это «не сами по себе изменения, производимые в результате преступного воздействия, а некоторого рода их оценка, отражающая значимость данных изменений для людей»[10].

            Поддерживая данную позицию, важно подчеркнуть, что оценка вре­да осуществляется государством в соответствии с социальной значимо­стью произведенных изменений. В противном случае согласие лица на причинение вреда носило бы универсальный характер и во всех случаях исключало бы преступность деяний.

            Принимая во внимание ранее предложенное определение потерпевшего как лица, пострадавшего от преступного посягательства, сложно согласиться с П.С. Дагелем, по мнению которого «граждан, дающих согласие на причинение им вреда уголовно наказуемыми спосо­бами, не следует считать потерпевшими в материально-правовом смысле и признавать потерпевшими в уголовном процессе»[11]. Термин «согла­сие потерпевшего» автор считает внутренне противоречивым: «Если есть согласие на совершение преступления, то нет потерпевшего, ес­ли есть потерпевший, с его стороны не может быть согласия на со­вершение преступления»[12]. Поддерживая эту позицию, А.В. Сума­чев дополняет ее следующим утверждением: «Алогично выглядит си­туация, когда, с одной стороны, лицо дает согласие на причинение вреда собственным интересам, а с другой, имеет реальную возмож­ность в рамках полномочий потерпевшего требовать возмещения причиненного ему вреда»[13].

            Если рассматривать термин «жертва» как понятие, включающее в себя и реальных, и потенциальных пострадавших, а равно лиц, вред которым может причиняться деянием как непосредственно, так и опосредованно, невозможно согласиться с этой точкой зрения. Более того, автор под жертвами правовых случаев понимает лиц, пострадав­ших во время совершения правомерного, социально полезного по­ступка, а причинение вреда даже с согласия лица трудно признать об­щественно одобряемым деянием.

            Думается, что наиболее приемлемым вариантом было бы введение в уголовное законодательство термина «пострадавший».

                Полагаем, что Уголовный кодекс Российской федерации 1996 г. не­обходимо дополнить специальной нормой-дефиницией «Понятие по­страдавшего и потерпевшего» следующего содержания:

                1. Пострадавшим признается физическое лицо, которому причиняется физический, имущественный, моральный вред, а также юридическое лицо в случае причинения вреда его имуществу и деловой репутации непосредственно преступлением или деянием, признаваемым настоящим кодексом непреступным.

            2. Лицо, непосредственно пострадавшее от преступления, признается потерпевшим.

[1] Красиков А.Н. Сущность и значение согласия потерпевшего в советском уголовном праве. Саратов, 1976. С. 58-59.

[2] Там же. С. 59.

[3] Защита прав потерпевшего в уголовном процессе. М., 1993. С. 55.

[4] Дагель П.С. Потерпевший в советском уголовном праве // Потерпевший от преступ­ления. Изд-во Дальневосточного университета, 1974. С. 18.

[5] Дагель П.С. Имеет ли согласие потерпевшего уголовно-правовое значение? // Сов. юстиция. 1972. № 3. С. 26.

[6] Словарь русского языка. М.,1983. Т. 1. С. 226.

[7] Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М., 1995. Т. 1. С. 260.

[8] Эрделевский А.М. Моральный вред и компенсация за страдания. М., 1998. С. 1.

[9] Власов А. Возмещение вреда жертвам преступлений // Законность. 2000. № 2. С. 40.

[10] Новоселов Г.П. Учение об объекте преступления. Методологические аспекты. М., 2001. С. 53.

[11] Дагель П.С. Имеет ли согласие потерпевшего уголовно-правовое значение? // Сов. юстиция. 1972. № 3. С. 27.

[12] Там же.

[13] Сумачев А.В. Публичность и диспозитивность в уголовном праве. М., 2003. С.107.