Феномен двоеверия в культуре повседневности Киевской Руси - Студенческий научный форум

IV Международная студенческая научная конференция Студенческий научный форум - 2012

Феномен двоеверия в культуре повседневности Киевской Руси

 Комментарии
Текст работы размещён без изображений и формул.
Полная версия работы доступна во вкладке "Файлы работы" в формате PDF

 

Введение

Работа актуализирует проблему универсальных форм культуры, выраженных главным образом, в быте, традициях в  их сопоставлении с новыми культурно-духовными формами в период возникновения и развития государственности. Речь идет о принятии новой религии - христианства - в качестве единой на всей территории государства Киевской Руси, составляющими которого выступало, по определению А.В. Карпова,  «поликультурное, многоэтничное, поликонфессиональное, с различающимися чертами быта и социальной организации общество»[1]. Исследователь К.С. Шааб отмечает, что как единый политический организм Киевская Русь просуществовала до середины XII в., однако как этническая, культурная, религиозная и, до некоторой степени, правовая общность она продолжала существовать и после этого времени: вплоть до того, как в северо-восточной части ее территории сложился новый политический организм, сформировались новые политические и правовые традиции, возникла новая этническая и культурная общность - Московское царство, или Московия. Народы, расположенные по торговым путям, жили значительно лучше, чем жившие по дреговическим болотам и на территории Приуралья.[2] Именно возникновение традиционно-бытовой культуры как формы приспособления человека к окружающей среде и закрепляющейся в языке, сознании является главным источником единения людей. На этом этапе развития Руси функционирует т.н. язычество. Христианство первоначально явилось, прежде всего, официальной государственной религией, затрагивающее исключительно государство как социальный феномен. Таким образом, традиционно-бытовая культура (язычество) и государственная религия (христианство) являются разными по своей сущности и функциям структурами. Часть древнего (языческого) сознания остается и в последующее время сложившаяся как языческая картина мира. Карпов говорит о том, что языческая картина мира закрепляет соответствующие смыслы и значения для естественных и искусственных предметов как на логико-понятийном, так и на эмоциональном уровне.[3]      

Как пишет Е.Ш. Гуляева в диссертационном исследовании, длительное время языческие верования восточных славян оставались темой для изучения. «Стирание» языческой культуры началось с введением христианства и продолжалось вплоть до XIX века, пока в 1804-1810 годах не появляются первые публикации на эту тему. «Славянская и российская мифология» А. С. Кайсарова и «Древняя религия славян» Г. А. Глинки положили начало традиции изучения славянской мифологии, продолженной в XX веке Б. А. Рыбаковым.

Объектом исследования является культурно-исторический фон в период образования государства Киевская Русь. Предмет исследования - культура повседневности Руси до и после крещения.  

В соответствии с объектом и предметом работы ставятся следующие задачи:

1. Рассмотреть понятие «двоеверия» в работах русских исследователей;

2. Проанализировать политические предпосылки христианизации Руси;

3. Рассмотреть соотношение магии и религии в культуре повседневности Древней Руси после крещения.  

 

Глава I. «Двоеверие» в контексте социально-политических условий

1.1. Понятие «двоеверия» в работах русских исследователей

Как отмечает исследователь А.В. Карпов, проблема соотношения христианских и языческих компонентов древнерусской культуры не являлась приоритетной в советской науке, сосредоточившей основное внимание на социальных предпосылках и последствиях христианизации. В 60-70-е гг. XX века началось активное изучение традиционной духовной культуры и архаических верований славян в рамках филологических, этнолингвистических и археологических исследований. Однако эпоха перехода от язычества к христианству по прежнему рассматривалась, преимущественно, на основе сформулированной еще в XIX столетии концепции двоеверия. [4] Даже некоторые современные диссертационные исследования выполняются в рамках соотношения не традиционных форм, закрепленных на уровне сознания с новой культурной реальностью, а в рамках «борьбы» христианства и язычества, например, работа Е.Ш. Гуляевой «Развитие древнерусской медицинской культуры». Одно из положений работы гласит: «Практически каждая тенденция в развитии древнерусской культуры, в том числе и медицинская, порождала «действие равное противодействию». Крещение Руси вылилось в неоднозначный, противоречивый процесс с ярко обозначившимися противоположными полюсами культурных явлений. По-прежнему, во всей силе сохранялось язычество. Образовавшееся двоеверие представляло собой мировоззренческий синкретизм, в котором ведущая роль принадлежала славянскому язычеству. Оно не только определяло специфику религиозности древнерусского народа, но и серьезнейшим образом видоизменяло важнейшие обрядовые формы и догматические законоположения христианства, а также подход к медицинской культуре. Феномен двоеверия проявился в большинстве народных традиций, обрядов, обычаев, существующих в области сохранения здоровья. <...> Дуальная логика развития древнерусской культуры (как культуры с бинарной структурой) привела к формированию особого механизма - инверсии - направленного на сохранение и воспроизводство бинарной структуры. На протяжении всего периода Древней Руси народными врачевателями являлись волхвы и знахари, упоминание о которых встречается в литературе вплоть до конца XVII века. Более того, позиции волхвов были настолько сильны, что церковь объявляет им открытую войну. Это находит отражение в решениях «Стоглава», и различных указах. <...> В условиях жесткой конкуренции с язычеством церковники старались уничтожить все, что каким-то образом было связано с ним. Так, например, с особенною ревностью со стороны духовенства преследовались так называемые «отреченные» или «отметные» книги, которые попадали на Русь из Византии и отчасти с Запада. К ним причислялись и записи, в которых шла речь о народных заговорах, приметах и суеверных наставлениях. Следуя церковному кодексу, запретной книгой признавалась «Аристотелевы Врата» - перевод средневекового сочинения, составление которого приписывалось Аристотелю».[5] Таким образом, внедрение «христианских» способов и методов лечения болезней взамен магических рассматривается автором полностью в контексте оппозиции христианства язычеству. Данная концепция оппозиции сложилась, как мы указали выше, еще в XIX веке, частности в работах А.С. Хомякова, И.В. Кириевского, К.С. Аксакова, Ю.Ф. Самарина, Н.И. Барсова.  Хомяков считал, что христианство не изменило общественного сознания, социальной системы в целом, однако, при константных фактах, постепенно внедряются новые культурные элементы, рассматривая церковь с точки зрения утвержденной религии. На наш взгляд, позицию Хомякова можно обозначить как утверждение религии на рассматриваемом историческом этапе в качестве совершенно новой идеологии. А.В. Карпов приводит следующую цитату из работ Хомякова: «Русь «в большей части своего населения приняла более обряд церковный, чем духовную веру и разумное исповедание Церкви».[6] Кириевский полагал, что христианство внутренне было схоже  с мировоззрением древних русичей, поэтому православие было легко воспринято общественным и индивидуальным сознанием. Кириевский писал: «Особенность русского быта заключалась в его живом исхождении из чистого христианства», которое было глубоко усвоено в народной среде». [7]  Барсов отмечал, подобно Хомякову, что христианство - это, прежде всего, религия государства, совмещающая в себе культурно-идеологические функции и выполнение которой обязательно. «Сознательное признание народом некоторых пунктов теоретического мировоззрения, - писал Барсов, - имело характер не общерусский, а местный, существовало где-нибудь в ростовской или новгородской области, но отнюдь не сфере культурного влияния Киева. <...> Что касается позднейшего двоеверия то оно с сознании народа давно утратило свой языческий смысл, и если где и проявляется, то просто как черта бытовая, а не вероисповедная». [8] Сохранение языческих элементов в качестве универсальных кодов и смыслов рассматривается в период утверждения советской власти Н.М. Гальковским. Исследователь пишет: «Удерживалось многое, что связано с земледельческим и семейным бытом, удерживались обряды, поверья, песни, игры». [9] Современный исследователь Н.И. Толстой, подобно Кириевскому, определяет бытовое православие как своеобразное «развитие» языческого мировоззрения, выделяя единый культурно-ценностный комплекс. Толстой отметил, что народное мировоззрение нельзя называть двоеверием, поскольку оно цельно и представляет собой единую систему верований. Христианство, по его представлениям, лишь частично уничтожило довольно свободную и в некоторых отношениях аморфную структуру язычества, поставило его иные условия и подчинило своей значительно более высокой иерархии ценностей. Бытовое православие представило языческим персонажам статус «нечистой силы», противостоящей силе «крестной», чистой и преисполненной святости. Причем силы эти в народном сознании не равновелики, ибо воля Божия и промысел Божий господствует над всем и определяет все. [10] Д.С. Лихачев продолжает линию Кириевского и Толстого, говоря о том, что в «крестьянской среде христианство распространялось очень быстро. И это невозможно было при помощи меча, но возможно при помощи самого язычества, которое христианизировалось и делало понятным христианство». [11] По наблюдениям А.Е. Мусина, вещественные древности позволяют выделить в древнерусской культуре цельную систему ценностей, соответствующую христианскому мировоззрению, а, христианизация предстает в истории России как феномен религиозного творчества, переосмысливающий архаичные культурные традиции и включающий их в новую христианскую культуру.[12]  В.В. Иванов так же подтверждает гипотезу о естественном «переплавлении» языческих смыслов в христианские. Он пишет: «Цель этого сообщения, развивающего идеи ряда работ, написанных автором совместно с В. H. Топоровым, состоит в том, чтобы привлечь внимание к таким сторонам русской иконописи, для объяснения которых целесообразно использовать данные, свидетельствующие о длительном сохранении в восточнославянской области переосмысленных древних языческих символов и мотивов. Считывание таких пережитков язычества, объясняемых двоеверием, имеет смысл не только по отношению к содержанию изображений на иконах, но и применительно к их композиции и к функциям самих икон; поэтому не только народное, но и освященное церковной традицией изобразительное искусство включается в круг вторичных источников реконструкции восточнославянской мифологии». [13]    

1.2. Первый этап двоеверия и политические предпосылки

Как видно из исследования Карпова, христианство проникало на Русь изначально и имело в качестве основы политические причины. Это дает фактический материал для объяснения «родства» христианства и язычества, обнаруживаемого в работах Кириевского, Толстого, Лихачева, Мусина, Иванова.

М.Б. Свердлов, А.Е. Мусин в своих исследованиях идентифицируют Рюрика с фрисландским конунгом Рериком, что позволяет им верифицировать идею о принадлежности к христианству его самого и дружины. Е.А. Мельникова в работе «Русско-скандинавские взаимосвязи в процессе христианизации (IX-XII вв.)» указывает, что полиэтничные дружины сына Рюрика князя Игоря и его ближайшее окружение в какой-то своей части были христианизированы. Князь Игорь участвовал в походах на Византию в 941 и 943 гг. во времена Русско-Византийской войны 941-944 гг. В 944 г. был заключен мирный договор, текст которого процитирован в «Повести временных лет», из которого Мельникова делает указанный выше вывод.

Приняв крещение в Византии, княгиня Ольга склонялась к тому, чтобы активизировать уже идущий стихийно процесс христианизации древнерусского общества. Ярополк, будучи правителем политически «некрещеного» государства, весьма покровительствовал христианам: христианом даде волю велику, согласно  Иоакимовской летописи. Таким образом, есть все основания полагать, что в 80-е гг. X в. в Киеве уже не только многие варяги и бояре, но и отчасти простые горожане, не говоря уже о купцах, крестились и были христианами. Но большинство жителей, как древней столицы, так и других крупных городов, бесспорно, были язычниками, довольно мирно уживавшимися с христианским меньшинством. Наиболее консервативным было население деревень; культивирование языческих верований здесь сохранялись ещё многие столетия.

Спорность предмета исследования настоящей работы заключается так же в том, что до конца не определена дата крещения жителей Киева. Наряду с традиционной (летописной) датой крещения жителей Киева - 988 год, исследователи выдвигали и другие датировки: 986 (А.Г. Кузьмин), 990 (В.З. Завитневич, Е.Ф. Шмурло, О.М. Рапов, С.А. Беляев).

 

Глава II. Соотношение магии и религии в культуре повседневности Древней Руси

2.1. Особенности древнерусского быта

Крестьяне жили в небольших домах. На юге это были полуземлянки, у которых даже крыши были земляные.  Киевской Руси северная изба - высокая, часто двухэтажная, окна небольшие, но их много - пять или шесть - и все к солнцу тянутся, высоко от земли поднялись. Под бок к избе прижались сени, сарай, кладовые - всё под одной крышей. Трудно придумать жилище более удобное для сурового климата Севера с долгими студёными зимами. Наличники, крыльцо, скаты кровель северных русских изб украшает строгий, но изящный геометрический орнамент. Любимый мотив резьбы - солнечная розетка, древний символ жизни счастья, благополучия. Внутри крестьянские избы были убраны строго, но нарядно. В избе в переднем углу под иконами - большой стол для всей семьи, вдоль стен широкие встроенные лавки с резной опушкой, над ними полки для посуды. Северный шкафчик-поставец нарядно украшен росписью - здесь птица Сирин и кони, цветы и картинки с аллегорическими изображениями времён года. Праздничный стол накрывали красным сукном, ставили на него резную и расписную посуду, ковши, резные светцы для лучины. Ковши были самых разнообразных форм и размеров, в них наливали мед или квас. В некоторые ковши умещалось по несколько вёдер. Ковшички для питья имели ладьевидную форму. Ручки ковшей делались в виде головы коня или утки. Ковши щедро украшались резьбой или росписью. Вокруг большого ковша, возвышавшегося в центре стола, они были похожи на утят вокруг наседки. Ковши, имеющие форму утки, так и назывались ковши-утицы. Братины - точёные сосуды для напитков в виде шара - тоже расписывались, давались к ним и надписи, например такого содержания: «Господа, гостите, пьяными не напивайтесь, вечера не дожидайтесь!» Из дерева вырезали и красивые солонки в виде коней и птиц, и миски, и, конечно, ложки. Из дерева делали всё - и мебель, и корзину, и ступу, и сани, и колыбель для ребёнка. Часто эти бытовые предметы из дерева расписывали. Мастер думал не только о том, чтобы эти вещи были удобны, хорошо служили своему назначению, но заботился об их красоте, о том, чтобы они радовали людей, превращая работу, даже самую тяжёлую, в праздник. Особенно почитались у крестьянина прялки. Прядение и ткачество было одним из основных занятий русских женщин. Нужно было наткать ткани, чтобы одеть свою большую семью, украсить дом полотенцами, скатертями. Не случайно поэтому прялка была традиционным подарком у крестьян, они с любовью хранились и передавались по наследству. По старому обычаю парень, посватавшись к девушке, дарил ей прялку собственной работы. Чем прялка наряднее, чем искуснее вырезана и расписана, тем больше чести жениху. Долгими зимними вечерами собирались девушки на посиделки, приносили прялки, работали да хвастались жениховыми подарками.

Горожане имели иные жилища. Почти не встречались полуземлянки. Часто это были двухэтажные дома, состоящие из нескольких комнат. Значительно отличались жилые помещения князей, бояр, дружинников и священнослужителей. Под усадьбы отводились и большие площади земли, строились хозяйственные постройки, срубы для слуг, ремесленников. Боярские и княжеские хоромы представляли собой дворцы. Были и каменные княжеские дворцы. Дома украшались коврами, дорогими греческими тканями. Во дворцах, богатых боярских хоромах шла своя жизнь - здесь располагались дружинники, слуги.

И одевались разные слои общества по-разному. Крестьяне и ремесленники - мужчины и женщины - носили рубахи (у женщин они были длиннее) из домотканого полотна. О бытовой одежде Киевской Руси дают представление фрески Софийского собора в Киеве, рукописные сборники, так называемые лицевые книги, иконопись. В них наряду со святыми изображались князь и члены его семьи, горожане, а также другие бытовые фигуры. Красочный рисунок из рукописи «Изборник Святослава» (1073 г.) изображает семью князя Святослава Ярославича. На князе кафтан киевский, или свита, зеленого цвета с красной каймой по низу и золотыми зарукавьями, синий плащ-корзно, отороченный золотой каймой, на красной подкладке. На голове - круглая шапка с меховым околышем и наушниками, на ногах - зеленые сафьяновые сапоги. Плащ-корзно был драпирующейся одеждой византийского типа, который носила только феодальная княжеская верхушка. Парадной княжеской одеждой были и туники из дорогих византийских паволок с длинными рукавами и боковыми разрезами внизу. Шапки, начиная с XI в., были неотъемлемой частью русского мужского костюма и у знати, и у бедноты. Крестьяне носили круглые колпаки из войлока, грубого сукна с узкой меховой опушкой, люди состоятельные - из тонкого сукна или бархата, знать - бархатные или парчовые с украшениями из серебра, золота, драгоценных камней и с меховым околышем. Нижней одеждой знати и основной у крестьян с древнейших времен были рубахи и порты. Крестьянскую рубаху шили из холста, пестряди с подкладкой на груди и спине, которую пришивали красными нитками. Цельнокроеный рукав для свободы движения имел ластовицу из красной ткани. Так как ткань была узкой (30-60 см), рубаху выкраивали из нескольких частей. Все швы подчеркивались декоративно красными кантами. Рубаху носили навыпуск и подпоясывали узким поясом или цветным шнуром. В особых случаях к рубахе надевали зарукавья и съемные круглые воротники-ожерелья. Цвет основной ткани был разнообразный, но всегда яркий. Порты, или штаны, из холщовой ткани; неширокие, суженные книзу, до щиколотки, завязывались на талии шнурком - гашником. Поверх них состоятельные люди носили еще верхние шелковые или суконные штаны, иногда на подкладке. Внизу штаны заправляли в сапоги из цветной кожи или в онучи (куски ткани, которыми обертывали ноги), а сверху надевали лапти, привязывая к ноге специальными завязками - оборами. Обязательной принадлежностью древнерусского костюма были рукавицы и сумка - калита, которую привязывали к поясу. Русские воины поверх одежды надевали короткую кольчужную рубашку с разрезами по бокам и короткими рукавами, а на голову - шолом с бармицей. Женская рубаха была длинной, до ступней, с длинными, собранными в низках рукавами и разрезом, из горловины застегивающимся на пуговицу. По горловине, разрезу, низкам рукавов ее украшали вышивкой или обшивали полосой отделочной ткани. Рубашку шили из белого полотна или цветного шелка и носили с поясом. Поверх рубахи надевали поневу - юбку, состоящую из трех несшитых прямоугольных полотнищ, укрепленных на поясном ремешке, который образовывал напуск рубашки. Понева была короче рубашки, и спереди ее полы расходились. Тканью для понев чаще всего была пестрядь с клетчатым, ромбовидным узором. Верхней одеждой была запона - накладная одежда типа нарамника из полотна, не сшитая по бокам. Запона также была короче рубахи. Ее носили с поясом и скалывали внизу. Нагрудник - более короткая верхняя одежда с широкими короткими рукавами украшалась по низу, горловине и рукавам. Ее также носили поверх рубахи. В женском костюме феодальной знати, кроме рубашки, были византийские формы одежды: туники, далматики, драпирующиеся плащи. Верхней женской одеждой были свиты с более широкими, чем в мужских, рукавами, из которых виднелись украшенные зарукавья сорочки. Головные уборы играли в женском костюме, как и в мужском, большую роль. Девушки носили распущенные длинные волосы или косу, заплетенную плоско, низко на затылке. Прическа была украшена шелковой вышитой лентой, деревянным или кожаным обручем с высокой зубчатой передней частью. Повязка называлась чело кичное, обруч - венец. К ним прикрепляли височные кольца и налобные металлические украшения. Замужние женщины закрывали волосы повойником из тонкой ткани или шелковой сетки. Повойник состоял из дна и околыша, который туго завязывался сзади. Поверх повойника носили полотняный или шелковый убрус белого или красного цвета. Убрус имел форму прямоугольника длиной 2 м и шириной 40-50 см. Один конец его расшивался цветным шелковым узором и свисал на плечо. Другим обвязывали голову и скалывали под подбородком. Убрус мог иметь и треугольную форму, тогда оба конца скалывались под подбородком. Сверху знатные женщины надевали еще шапку с меховой оторочкой.

Одежда знати по форме походила на крестьянскую, но качество, конечно, было иным: из дорогих тканей шилась одежда, плащи часто были из дорогих восточных материй, парчовые, вышивались золотом. Плащи застегивались на одном плече золотыми застежками. Зимние шубы шились из дорогих мехов. Обувь у горожан, крестьян и знати тоже отличалась. Крестьянские лапти дожили до 20 века, горожане чаще носили сапоги или поршни (туфли), князья носили сапоги часто украшенные инкрустацией. Изготовление обуви в крестьянской семье традиционно было мужским делом, а одежду всегда делали женщины. Обучение всем женским работам начиналось с раннего детства. Маленькие девочки с шести-семи лет уже помогали взрослым в поле сушить лён, а зимой пробовали прясть из него нити. Для этого им давали специально сделанные детские веретёна и прялки. Подрастала девочка и с двенадцати-тринадцати лет начинала сама готовить себе приданое. Она пряла нитки и сама ткала холст, который хранили к свадьбе. Затем она шила себе и будущему мужу рубашки и необходимое бельё, вышивала эти вещи, вкладывая в работу всё своё умение, всю душу. Самыми серьёзными вещами для девушки считались свадебные рубашки для будущего жениха и для себя. Мужскую рубашку украшали вышивкой по всему низу, делали неширокую вышивку по вороту, а иногда и на груди. Долгие месяцы девушка готовила эту рубашку. По её работе люди судили, какая из неё будет жена и хозяйка, какая работница.

После свадьбы, по обычаю, только жена должна была шить и стирать рубашки мужа, если не хотела, чтобы другая женщина отобрала у неё его любовь. Женская свадебная рубашка тоже была богато украшена вышивкой на рукавах, на плечах. Прясть и вышивать было принято в часы, свободные ото всех других работ. Обычно девушки собирались вместе в какой-нибудь избе и садились за работу. Сюда же приходили парни. Часто они приносили с собой балалайку, и получался своеобразный молодёжный вечер. Девушки работали и пели песни, частушки, рассказывали сказки или просто вели оживлённый разговор. Вышивка на крестьянской одежде не только украшала её и радовала окружающих прелестью узоров, но и должна была защитить того, кто носил эту одежду, от беды, от злого человека. Отдельные элементы вышивки носили символическое значение. Вышила женщина ёлочки, - значит, желает она человеку благополучной и счастливой жизни, потому что ель - это древо жизни и добра. Жизнь человека постоянно связана с водой. Поэтому к воде нужно относиться с уважением. С ней нужно дружить. И женщина вышивает на одежде волнообразные линии, располагая их в строго установленном порядке, как бы призывая водную стихию никогда не приносить несчастья любимому человеку, помогать ему и беречь его. Возглавлял семейный коллектив старший (больший) по возрасту и положению мужчина - «большак». Основной его функцией было руководство хозяйственной деятельностью семьи. Он распоряжался трудом ее взрослых членов, главным образом мужчин, производил все необходимые по хозяйству расходы, осуществлял руководство бытовым укладом семьи.    

2.2. Занятия и досуг в культуре повседневности людей в Древней Руси

Развлечением знати были охота и пиры, на которых решались многие государственные дела. Всенародно и пышно праздновались победы в походах, где рекой текло заморское вино и свой родной «мед», слуги разносили огромные блюда с мясом и дичью. На эти пиры съезжались посадники и старейшины со всех городов и бесчисленное множество народа. Князь с боярами и дружиной пировал «на сенях» (на высокой галерее дворца), а на дворе ставились столы для народа. Столы для знати были уставлены богатой посудой. Летописец Нестор сообщает, что из-за посуды у князя и дружинников даже возникали разногласия: последние требовали вместо деревянных ложек серебряные. Более простыми были общинные пиры (братчины). На пирах обязательно выступали гусляры. Гусляры услаждали слух именитых гостей, пели им «славу», большие чаши, рога с вином ходили по кругу. Одновременно происходила раздача пищи, мелких денег от имени хозяина неимущим.

Любимыми забавами богатых людей были соколиная, ястребиная, псовая охота. Для простого люда устраивались скачки, турниры, различные игрища. Неотъемлемой частью древнерусского быта, особенно на Севере, впрочем, как и в поздние времена, являлась баня.

Медицинская культура включает в себя множество сегментов, важнейшим из которых принято считать гигиену, теснейшим образом связанной с культурой повседневности. Господство культа тела, некоторое понимание контагиозности ряда заразных болезней, строгое проведение мероприятий по изоляции заразных больных и незаменимая роль паровой бани - все это обеспечивало высокий для того времени уровень санитарной культуры и относительно здоровый быт. Гигиенические навыки русского народа нашли широкое и многогранное отражение в фольклоре. С принятием христианства происходит трансформация медицинских воззрений. Христианская медицинская культура характеризуется откровенным принятием постулата, гласящего, что только универсалии реальны. Согласно этому постулату материальные предметы вводят в заблуждение и несут зло. Поэтому во врачевании единственным действенным средством считалась молитва. Болезнь воспринималась как «кара Божья», а основными методами лечения признавались молитвы и посты. Монастыри были организаторами первых на Руси больниц, которые появились, очевидно, одновременно с ними. Первое сохранившееся упоминание об организации системы лечения относится ко времени княжения Владимира Святого. Наиболее ярко двоеверие проявилось в заговорах и молебнах, где сложились сложные и разветвленные представления о бытовых и хозяйственных функциях основных христианских фигур, были широко распространены всевозможные списки: кому, какому святому и в каких случаях молиться. Языческие традиции были особенно сильны в области акушерства. Так, например, при тяжелых родах применялся целый ряд магических средств. Считалось, что всякая замкнутость мешает быстроте родов, поэтому развязывали все узлы на одежде роженицы и ее мужа, отмыкали в доме все замки, открывали дверцы всех шкафов, расплетали косы. Этот ритуал сопровождался заговором: «Пресвятая Мати Богородица, сходи с престола Господня, бери свои золотые ключи и отпирай у рабы Божьей (имя) мясные ворота, и выпущай младенца на свет и на Божью волю». Так же обращались к священнику с просьбой открыть в храме царские врата, зажигали перед иконами «страстную», «четверговую» или «венчальную» свечи, читали молитвы.

В княжеско-боярской среде в три года мальчика сажали на коня, затем отдавали его на попечение и выучку пестуну (от «пестовать» - воспитывать). В 12 лет молодых князей вместе с видными боярами-советниками отправляли на управление волостями и городами. С XI в. в богатых семьях стали учить грамоте мальчиков и девочек. Сестра Владимира Мономаха Янка, основательница женского монастыря в Киеве, создала в нем школу для обучения девочек. Своя жизнь, полная трудов, тревог, текла в скромных, русских селах и деревнях, в рубленых избах, в полуземлянках с печками-каменками в углу. Там люди упорно боролись за существование, распахивали новые земли, разводили скот, бортничали, охотились, оборонялись от «лихих» людей, а на юге - от кочевников, вновь и вновь отстраивали сожженные врагами жилища. Причем, нередко пахари выходили в поле вооруженные рогатинами, дубинами, луком и стрелами, чтобы отбиться от половецкого дозора. Долгими зимними вечерами при свете лучин женщины пряли. Мужчины пили хмельные напитки, мед, вспоминали минувшие дни, слагали и пели песни, слушали сказителей и сказительниц былин.

Отец-домохозяин являлся реальным носителем власти и блюстителем религиозного культа, следил за общественной и религиозной нравственностью членов семьи. Он же представлял свою семью перед лицом общины на сельском сходе. И, наконец, он являлся основным работником в семье: семейная власть и труд являлись взаимообусловленными и нераздельными реалиями. Мужчине-домохозяину принадлежала исключительная, освященная традицией власть над всеми членами семьи. Эта власть была реальным олицетворением силы, религиозно освященной, включающей многовековой опыт предков и личный, жизненный и трудовой, опыт. Материальное благополучие семьи целиком зависело от хозяйственной сметки и практических навыков главы семьи, его умений и распорядительности. Власть отца как родоначальника (главы семьи) находилась в основании всякого представления крестьянина о характере общественной власти. Делами по дому распоряжалась старшая женщина в семье - «большуха», жена главы семьи. Она, как правило, ведала семейными запасами, хранила общесемейные деньги, следила за порядком в доме, распределяла работы среди женщин. Большуха во всем была советницей мужу, а в домашних делах обладала определенным первенством, с которым считались все мужчины. В случае длительной отлучки мужа, например при его уходе на заработки, она брала на себя руководство всем хозяйством, включая полевые работы. Положение большухи определялось ее особым правовым положением в семье. По обычному праву хозяйке принадлежал весь скот, выращенный ею без помощи мужа. Последний не имел права продать его без согласия жены. При том, что выращивание скота преимущественно лежало на плечах большухи, ее имущественные права были достаточно значительны. Во всех прочих отношениях она находилась в подчинении мужа. В то же время, в случае смерти главы семьи большуха не имела прав на наследование его власти. Права и обязанности старшего обязательно переходили старшему мужчине в семье, как правило, старшему сыну, реже - брату. Существо внутрисемейной иерархии определялось безропотным подчинением младших членов семьи старшим, жен - мужьям, детей - родителям. Наибольшим авторитетом в семье после большака и большухи пользовался старший сын. Он первым выделялся среди других сыновей. К нему всегда обращались только по имени-отчеству. Сын помогал отцу в хозяйственных делах. Он ездил на ярмарку, продавал хлеб, покупал необходимые для семьи товары. Отец выдавал ему деньги, за которые сын отчитывался перед отцом. Жена старшего сына была первой помощницей свекрови и считалась среди других снох-невесток. Их положение было самым тяжелым в семье, поскольку они находились в самом низу семейной (властной) иерархии. А среди них наиболее тяжелым было положение младшей невестки и снохи («молодухи»). Если свекровь или кто-нибудь из старших обижал младшую невестку, то муж, сам находящийся в низах социальной лестницы, не мог защитить жену, а только утешал ее.

Молодуха, прежде чем приняться за какую-либо работу, должна была попросить благословения у родителей мужа. Она не могла ни выйти на улицу, ни зайти к соседям без разрешения родителей мужа. В семье мужа каждая невестка должна была обходиться своими средствами, в основном приданым, которое составляло полную ее собственность. Кроме приданого личной собственностью невестки был обработанный ею лен. В каждой семье женщинам выделялся под лен особый участок земли. Все участки женщинами обрабатывались и убирались сообща. Сообща лен мяли и трепали, а кудель затем распределялась по душам. Так же распределялась между женщинами и шерсть. Изо льна и шерсти они изготавливали одежду для всех членов своей семьи (мужа и детей). Излишки холста женщина могла продать, поэтому холст выделывали в как можно большем количестве.

Иерархическая структура семьи отчетливо проявлялась, например, в том, как рассаживались члены семьи за столом. Под святой угол садился глава семьи, рядом с ним - старший из сыновей. Мужчины рассаживались по одну сторону стола - на лавках, женщины - по другую, на приставных скамейках. Дети ели за отдельным столом, около печи. Свекровь сидела вместе с ребятишками, чтобы доглядывать за ними. Стряпка подавала на стол и ела после всех. Случалось и так, что сначала ели взрослые, потом дети; при этом женщины стояли позади мужей и хлебали из-за их спин. Ели из одной миски деревянными ложками.

Заключение

В работе отражены теоретические и практические аспекты феномена двоеверия в культуре повседневности Киевской Руси, в частности проанализировано развитие данного понятия в работах русских философов и общественно-политических деятелей, приведены политические предпосылки христианизации Руси. Практическая часть представлена выявленным соотношением магии (языческая форма) и религии (православие) в культуре повседневности Древней Руси после крещения на примере особенностей древнерусского быта, занятий и досуга. 

Обозначим следующие выводы:

1. Крещение Руси было, прежде всего, актом утверждения христианства, его победой над язычеством в смысле политическом (поскольку речь идёт именно о государстве, а не отдельной личности). С этого времени христианская Церковь в Киево-русской державе становится не просто общественным, но и государственным институтом.

2. Крещение Руси было ничем иным, как учреждением поместной Церкви, управляемой епископатом на местных кафедрах, которое осуществилось в 988 г. (возможно 2-3 годами позднее) по инициативе великого князя Владимира.

3. Славяне не имели и отдалённого представления о едином Боге-Творце, которое имеет христианство. Таким образом, мы поддерживаем позицию А.С. Хомякова, Н.И. Барсова, Н.М. Гальковского. Языческая религия славян была отнюдь не богоищущей, как, например, язычество античных греков, а природоведческой, удовлетворявшейся наблюдением и поклонением неведомым природным стихиям. Как верно замечает Карпов, ни князь Владимир Святославич, ни его потомки не собирались бороться с верой в домовых, водяных, леших  или с весенне-летними аграрными ритуалами. «Низовые», традиционно-бытовые верования были не подконтрольны государству и оно почти не вмешивалось в эту сферу, не имея «механизмов контроля и управления» данной областью религиозной жизни.   

Литература:

1. Барсов Н.И. Вопрос о религиозности русского народа в нашей современной печати. СПб, 1881.  

2. Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Т.1. Харьков, - 1916.

3. Греков Б.Д. Культура Киевской Руси. М.-Л., 1944.

4. Гуляева Е.Ш. Развитие древнерусской медицинской культуры: автореферат дис. ... кандидата исторических наук Волгоград, 2006.

5. Забияко А.П. История древнерусской культуры. М., 1995.

6. Иванов В.В. Мотивы восточнославянского язычества и их трансформации в русских иконах // Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т.4. М., 2007.

7. Карпов А.В. Язычество, христианство, двоеверие: религиозная жизнь Древней Руси в IX-XI веках / А.В. Карпов. - СПб., 2008. 

8. Мусин А.Е. Христианские древности Средневековой Руси IX-XIII вв. (по материалам погребальных памятников на территории Новгородской земли): Автореф. дис. канд. ист. наук. СПб, 1997.

9. Предварительные итоги тысячелетнего опыта: Беседа А. Чернова с академиком Д.С. Лихачевым // Огонек. М., 1988. №10.

10. Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.

11. Толстой Н.И. Язычество древних славян // Очерки истории культуры славян. М., 1996. 

12. Хомяков А.С. Полное собрание сочинений. Т.1. М., 1861.

13. Кириевский И.В. В ответ А.С. Хомякову.

http://rys-arhipelag.ucoz.ru/publ/iv_kireevskij_v_otvet_as_khomjakovu/6-1-0-1701

14. Шааб К.С. Повседневная культура Киевской Руси // Аналитика культурологии: электронное научное издание

http://analiculturolog.ru/component/k2/item/217-article_29.html

 


[1] Карпов А.В. Язычество, христианство, двоеверие: религиозная жизнь Древней Руси в IX-XI веках / А.В. Карпов. - СПб.: Алетейя, 2008. - С.92. 

[2] Шааб К.С. Повседневная культура Киевской Руси // Аналитика культурологии: электронное научное издание

http://analiculturolog.ru/component/k2/item/217-article_29.html

[3] Карпов А.В. Язычество, христианство, двоеверие: религиозная жизнь Древней Руси в IX-XI веках / А.В. Карпов. - СПб.: Алетейя, 2008. - С. 83.

[4] Там же. С. 6.

[5] Гуляева Е.Ш. Развитие древнерусской медицинской культуры : автореферат дис. ... кандидата исторических наук Волгоград, 2006. - СС. 19-25.

[6] Хомяков А.С. Полное собрание сочинений. Т.1. М., 1861. - С. 232.

[7] Кириевский И.В. В ответ А.С. Хомякову.

http://rys-arhipelag.ucoz.ru/publ/iv_kireevskij_v_otvet_as_khomjakovu/6-1-0-1701

[8] Барсов Н.И. Вопрос о религиозности русского народа в нашей современной печати. СПб, 1881. - С. 34. 

[9] Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества в Древней Руси. Т.1. Харьков, - 1916. - С. 123.

[10] Толстой Н.И. Язычество древних славян // Очерки истории культуры славян. М., 1996. - С. 146.

[11] Предварительные итоги тысячелетнего опыта: Беседа А. Чернова с академиком Д.С. Лихачевым // Огонек. М., 1988. №10. СС.10-11.

[12] Мусин А.Е. Христианские древности Средневековой Руси IX-XIII вв. (по материалам погребальных памятников на территории Новгородской земли): Автореф. дис. канд. ист. наук. СПб, 1997.- СС. 27-28.  

[13] Иванов В.В. Мотивы восточнославянского язычества и их трансформации в русских иконах // Избранные труды по семиотике и истории культуры. Т.4. М., 2007. - С. 395. 

Просмотров работы: 518