Михаил Айзенберг долгие годы не только пишет стихи, но и публикует эссе о поэзии. Благодаря нескольким сборникам айзенберговской критики-эссеистики была воссоздана полная картина развития русской поэзии прошлого века. Отточенность и ясность мысли, исключительно высокая степень личной включенности в процесс - вот главные достоинства Айзенберга-эссеиста.
Первая книга поэта "Указатель имен" (1993) заканчивается стихотворением "В этом лесу проходит граница пыли...", пронзительным и одним из самых известных, содержащим традиционное для русской поэзии рассуждение о "грядущей смерти годовщине". И даже в этом маленьком шедевре последняя строка нуждается в дополнительной дешифровке, содержит, так сказать, смысловой избыток, вернее - значит сразу многое: «Я под конец объясню тебе легкий способ».
Михаил Айзенберг своего преданного читателя никогда не щадил. У него какое-то отдельное, специальное зрение - неброское, неяркое, неразборчивое. Неотчетливость и смазанность картин - вот что здесь подкупает и обескураживает одновременно. Один из соратников Айзенберга по поэтическим трудам Сергей Гандлевский говорил: необходимо, чтобы в стихотворении в положенном месте был заложен густой заряд тротила, который в нужное время детонирует, и читателя мороз подирает по коже. У Айзенберга - ровный полет голоса по стиху, энцефалограмма произведения зачастую представляет собою ровное плато без единого пригорка, пуанта, смыслового скачка. Главное состоит не в фабульных либо лексических, ритмических открытиях, мир сплошь уже открыт, освоен, предметы, факты, события наделены названиями.
Есть поэты, которые начинают разговор с самых обыденных вещей, а молния прошибает где-то посередине стихотворения или к концу. У Айзенберга часто бывает так, будто бы все главное и необычное уже случилось до начала "действия" стихотворения, произошло за кадром, сам текст является лишь продолжением разговора, данного с середины.
«Другие и прежние вещи»- знаковое заглавие одного из сборников Михаила Айзенберга. Речь здесь не только о старых и новых вещах-произведениях, но и о вещах в прямом смысле, то есть о предметах, деталях, фрагментах жизни. Поэтическое зрение в стихах Айзенберга тоже дано как вещь, оно, по сути дела, не меняется с годами, занимает свое прочное место среди прочих окружающих предметов, будучи не более чем одним из этих предметов, не возвышается над миром вещей, а является одной из деталей ландшафта этого мира.
Стихи Айзенберга нередко вызывают впечатление автоматического письма, почти магической невозможности сосредоточиться на существенном, необходимости сновидчески говорить обо всем сразу:
Поименно вызываю все, что вспомнится,
все, что мы наговорили, что увидели.
И тогда-то, государыня-бессоница,
замыкаются твои предохранители.
Поэт ничего не обещает, не только рецептов жизни, но и откровений о себе, и это еще одно удивительное свойство лирики Айзенберга, лишенной традиционного лирического героя.
Голос Михаила Айзенберга в современной поэзии в своем роде единственный. Его ни с кем невозможно спутать. Однако этот голос звучит не для всех. Тех, кто в стихах ищет гармоничных ритмов и глубоко личных откровений, просим не беспокоиться понапрасну.
1. С. Гандлевский. Способ Айзенберга//С. Гандлевский. Поэтическая кухня. - СПб., 1998.
2. Илья Кукулин. Зеленый свет над Красными воротами. О новой книге стихотворений Михаила Айзенберга. - М., 2001.